Новый крик страсти прорезал тишину ночи.
Он скорчился от отвращения, и его вытошнило.
Глава 13
— Пусть тебя отвезет Фред, — настаивала Федра.
— Но ведь до Мэриэль совсем недалеко, — протестовала Орелия, допивая чай.
— Ты не должна выезжать одна. А если снова этот преследователь? — Орелия не ответила, упрямо поджав губы, но Федра продолжала: — Я оденусь и поеду с тобой. Прогулка мне полезна.
«Мы обе упрямы, как ослицы», — вздохнула про себя Орелия. — Ну зачем такая суматоха! — воскликнула она. — Закладывать карету, когда я дойду за пять минут.
Но Орелия чувствовала, что должна уступить тетке. Она вернулась на рассвете, и Федра, дожидавшаяся ее у камина, вздохнула с облегчением и не задала ей ни одного вопроса. А ведь по-прежнему есть основания беспокоиться — она не рассказала Федре о карете с тусклыми фонарями, которая следовала за ней и Лайэмом.
— Ну, ладно, — вздохнула Орелия, — пускай Фред запрягает.
— Спасибо, моя дорогая, я знала, что ты не заставишь меня тревожиться.
— Но мне это не нравится, — продолжала топорщить перышки Орелия, — неприятно все время чувствовать себя под присмотром.
Сегодня утром Мэриэль послала Орелии с сыном своей экономки записочку с просьбой нанести ей визит. Наверное, добросердечная средняя сестра, расстроенная ссорой, которая произошла на Выставке Дикого Запада, хотела наладить отношения. Орелия, умиротворенная и счастливая после ночи с Лайэмом, готова была пойти ей навстречу — ей, но не Файоне. Орелия сбежала вниз и распорядилась подавать карету, потом вернулась в столовую и, собрав со стола чашки и тарелочки, вымыла их. Мэри наверху убирала спальни. С возрастом этой женщине все труднее становилось выполнять всю работу по дому, поэтому и Федра, и Орелия старались незаметно помогать ей.
— Ты не знаешь, Файона будет у Мэриэль? — попыталась выведать у тетки Орелия, ведь та вчера провела со старшей племянницей весь вечер.
— Она мне не говорила о своих планах, — невозмутимо ответила Федра.
— Она ничего тебе не сказала вчера вечером?
— Нет, поверь, дорогая, твое имя ни разу не слетело с ее уст.
Орелия была раздосадована. Оказалось, что безразличие Файоны гораздо неприятнее, чем ее нападки. Она с облегчением узнала, что не встретится со старшей сестрой, но в глубине души почувствовала, что была бы рада примириться с ней.
Орелия расставила на подносе вымытую посуду и направилась в кухню, бросив на ходу:
— Ну хоть одна сестра еще мною интересуется.
Федра поспешила вслед за нею, мягко уговаривая ее:
— Поверь, дорогая, у тебя две сестры. Но, к сожалению, вам трудно поладить друг с другом, тебе и Файоне. Вы слишком похожи.
Чайные ложечки зазвенели в чашках, когда Орелия резко поставила поднос на столик.
— Ничуть мы не похожи! Что ты имеешь в виду? Мы совершенно по-разному смотрим на жизнь… идем разными путями.
— Я имею в виду, что вы обе — сильные личности, — объяснила Федра. — Каждая из вас выбрала свой путь в жизни и твердо верит, что именно этот путь — наилучший. И, знаешь ли, вы обе правы.
Орелия была изумлена.
— Как же это?
— Файона стала прекрасной женой и матерью и ведет активную жизнь в светском обществе. Ты нашла свое призвание в архитектуре и утверждаешь свободомыслие. Вы обе отдаете все силы своему выбору, одинаково искренни в своих убеждениях.
— Тетя, и я это слышу от тебя? — изумилась Орелия. — Ведь именно ты поддержала меня, когда я решилась избрать иной, новый путь, необычный для женщины! Не верю своим ушам!
«Неужели,-думала Орелия, — любовь к Сину смягчила душу Федры, сгладила острые углы ее экстравагантной натуры, и теперь она понимает женщин, идущих старыми путями? Неужели так меняет женщину влюбленность? Или настоящая любовь?»
— Я вовсе не хочу следовать путем Файоны, — разуверила ее Федра, будто прочитав мысли Орелии, — и для тебя это не подходит. Но она нашла свой путь, и если счастлива, — а я убеждена в этом, — то чего же лучшего желать для того, кого любишь?
Орелия, пожалуй, согласна была с логическими рассуждениями Федры, но обрадовалась, что себе тетя не изменила. И все-таки она ответила довольно сердито:
— Мне бы хотелось, чтобы она извинилась передо мной и перестала навязывать свои убеждения.
— Надо уметь довольствоваться и небольшой победой, — заметила Федра, — а ты желаешь полного триумфа.
— Ты хочешь сказать, что если она будет вести себя, словно ничего не произошло, то я должна довольствоваться этим и вести себя так же?
— Да… если сможешь.
— О… Ты считаешь меня такой жестокой?
— Ты чудесный человечек с добрым любящим сердцем. Но ты вспыльчива, а иногда-слишком злопамятна.
Прежде чем Орелия успела ответить Федре, в дверях появился Фред и хриплым старческим голосом возгласил:
— Мисс Орелия, я и Гарри готовы…
«Гарри» — это было ласковое прозвище Гарольда Смелого, когда-то великолепного вороного коня, теперь изрядно постаревшего, как и его кучер.
— Ступайте, Фред, я сейчас выйду…
Орелия схватила сумочку, пригладила волосы перед зеркалом на стене и, поцеловав тетку в щеку, вышла из комнаты. Мысли, возникшие после разговора с Федрой, всю дорогу не давали ей покоя. Она и Файона похожи! Орелия сознавала, что иногда завидовала сестре — разве плохо иметь любящего, заботливого мужа и детей, будущее которых обеспечено? Неужели Федра, ярая защитница женских прав, теперь считает, что лучший удел женщины — замужество? В свое время она без сожалений всей душой отдалась воспитанию Орелии и счастлива была жить одиноко и независимо, но теперь, когда она отчаянно влюбилась в Сина… Орелия понимала, что тетка мечтает о замужестве.
Выйти замуж и растить детей. Орелия тоже пришла к этим мыслям. Но за кого выйти замуж? Кто станет отцом ее детей? Она могла думать только о Лайэме О'Рурке, это он заполонил ее душу и зажег пламя страсти.
Эти мысли завораживали ее — и пугали. Пожертвовать своей независимостью, подчиниться воле мужчины и законам общества… Каким бы любящим и заботливым ни был муж, она привыкла отвечать за свое поведение только перед собой. Ей придется трудно.
Подъехав к дому Шериданов, она вышла из кареты, велела Фреду вернуться за ней через час. Пройдя через холл и большую гостиную, услышала голоса супругов в оранжерее и остановилась, укрывшись за кадкой с пальмой, потому что сестра и ее муж, похоже, ссорились.
— Откуда эти дурацкие идеи? — кричал Уэсли.
— Что тебе не нравится? — кротко возражала Мэриель. — Мистер Дрэри, дирижер, попросил меня выступить с его оркестром.
— Это сумасшедшая Берта Пальмер познакомила тебя с ним на открытии Выставки? Напористая баба, вечно чего-то добивается. Но моя жена не должна выступать в платных концертах! Я тебя содержу, и в заработке ты не нуждаешься.
— Об этом нет и речи. Я буду выступать бесплатно. А приглашение такого знаменитого дирижера — большая честь для меня.
— Но ты, конечно, отказалась? — яростно вскричал Уэсли.
— Я сказала, что обдумаю его предложение.
— Да как ты могла?
— Уэсли, всю жизнь я мечтала о таком выступлении, с тех пор, как в детстве поняла, что у меня есть талант.
— Конечно, у тебя есть талант. Но разве ты зарыла его в землю? Мы приглашаем гостей, ты играешь им, они восхищаются твоей игрой. Если хочешь, я разрешу тебе давать уроки музыки нашим детям. Но выступать в концертном зале?..
— Я хотела выступить только два-три раза, чтобы испытать восторг, который ощущает музыкант, даруя свой талант коллегам и страстным любителям музыки. Домашний концерт — это совсем иное. Это просто светское развлечение.
— Я решительно запрещаю тебе публичные выступления. Начнешь давать концерты, а кончишь тем, что сбежишь в Европу, как эта вертихвостка, твоя тетка Федра. Бросишь меня и детей! — В голосе Уэсли звучало страдание, и Орелия с удивлением почувствовала, что смотрит на его затылок из своего укрытия, не испытывая по отношению к нему привычного раздражения и досады. Она даже посочувствовала Уэсли — быть таким тупым и ограниченным, так не понимать Федру!