— Ты считаешь, что я сбегу? — спросила устало Мэриэль. Очевидно, она поняла, что переубедить Уэсли не удастся. — Я люблю тебя и детей больше всего на свете. Но люблю и музыку, хочу поделиться своим талантом с людьми, дать им радость.
Уэсли снова перебил ее:
— Если ты будешь публично демонстрировать свой талант, то утратишь моральные критерии. Успех опьяняет, можно утратить самоконтроль.
— Разве каждый, кто выступит в концерте, уходит от своей семьи?!
Голос Мэриэль зазвенел, и Орелия поняла, что сестре так же больно отказаться от своего музыкального призвания, как было бы больно Орелии бросить архитектуру. В средней сестре жило то же стремление выразить, проявить свой талант, подумала Орелия, испытывая глубокое сочувствие к Мэриэль.
Уэсли Шеридан не собирался уступать жене.
— Ты говоришь о мужчинах, Мэриэль, музыкантах-профессионалах, которые своими выступлениями содержат жен и детей. Но женщина — иное создание, слава может ее одурманить. Я сказал свое последнее слово. Понятно тебе?
Глаза Мэриэль потускнели, она покорно опустила голову.
— Да, Уэсли. Понятно.
— Вот и отлично. — Довольный, он вышел из оранжереи, даже не заметив Орелии. Мэриэль опустилась на скамью и закрыла руками лицо.
Орелия, проводив Уэсли гневным взглядом, быстро вошла в залитую солнцем оранжерею, вдыхая запах земли и цветов.
— Я пришла, сестричка, — сказала она ласково.
— Ора! — Мэриэль вскочила, пытаясь скрыть следы слез.
— Зачем ты от меня таишься! Я не подслушивала, конечно, но вошла в неудачный момент. Мэриэль отвернулась.
— Не беспокойся за меня, ничего особенного.
Орелии горько было смотреть на сестру: поникшие плечи и сплетенные на коленях руки. Она позволила мужу подавить свои заветные желания, буквально пригнуть себя к земле.
Но, значит, такое может случиться с любой женщиной, если она выйдет замуж за человека с черствой душой. И все мечтания Орелии о любящем муже — защитнике и друге — развеялись, словно облака в небе. После посещения дома Шериданов она поняла, какие воздвигла в своих мечтах воздушные замки. Что она вообразила себе? Одна ночь экстаза не залог счастливой супружеской жизни. Вступив в брак, женщина чаще всего попадает в положение Мэриэль. Жить в подобном браке — все равно что ходить в тесной, неудобной обуви, горят подошвы, и боль поднимается к самому сердцу. Нет, лучше уж до конца своих дней быть одинокой.
И придя к такому выводу, Орелия почувствовала глубокое сожаление.
Федра сидела у окна, поджидая возвращения Орелии и тоскуя о Сине, когда вдруг услышала под окном стук копыт и веселый голос:
— Эй, хозяйка! Не ждала гостя?
— Билл! — обрадовалась Федра и выглянула в окно.
Коуди привязывал к дереву свою белую лошадь. Он потрепал ее по шее и прошептал ей на ухо громко и театрально:
— Держи ухо востро, старина. Здесь кругом мошенники, и каждый не прочь украсть такого красавца, как ты.
Коуди направился к входной двери нарочито медленной походкой, выпрямив спину. В подпитии он всегда вел себя излишне театрально и был особенно симпатичен и забавен. Федра радостно улыбалась ему-он приехал вовремя, именно такой друг нужен был ей сейчас, чтобы разогнать плохое настроение. Она открыла дверь и весело воскликнула:
— Привет, Билл!
— Неужели вы ждали меня, леди? — Билл поскреб эспаньолку.
— Ну, полно тебе дурачиться, заходи! Если ты хотел заявиться неожиданно, оставил бы коня в переулке!
Билл ласково шлепнул Федру по спине:
— Да, тебе не откажешь в чувстве юмора, Федра! Я всегда ценил в тебе это!
— Да ладно уж, проходи, старый мошенник! — смеялась Федра.
— Какой роскошный дом! — сказал он, переступая порог. — Теперь ты обитаешь в солидном и внушительном жилище.
Он бросил шляпу на софу и расположился в кресле у камина.
— Тебе солидность и внушительность быстро наскучили бы, Билл.
— О нет, не наскучили бы, если бы ты всегда была рядом.
Федра польщенно улыбнулась, хотя знала, что Коуди щедр на комплименты привлекательным женщинам.
— Думаю, твоей жене не понравились бы такие комплименты, хотя они и адресованы старой знакомой.
— О, Луизе многое не нравится, — небрежно отмахнулся Коуди. — Поэтому я не взял ее с собой на Выставку, она осталась в Рочестере.
Костюм его был эффектен — куртка из отбеленной оленьей кожи, расшитая разноцветным бисером. Как подлинный дамский угодник, Коуди всегда следил за своим нарядом. Повадки повесы он сохранил и после женитьбы.
— Ну, чем тебя угостить — чаем? — Федра видела, что Коуди уже набрал свою норму выпивки, а ему еще предстояли два вечерних представления.
— Ох, нет, чего-нибудь покрепче!
— Виски? — Федра решила, что он сам знает свои возможности.
Он кивнул.
Она налила ему стакан виски, и себе — рюмочку бренди, чтобы поддержать компанию. Потом уселась в кресле рядом с Коуди, и он сразу начал свои байки:
— Я тебе рассказывал, как в молодости справился с грабителями?
— Ну, ну, рассказывай!
— Однажды я был кучером дилижанса, трое пассажиров сразу показались мне подозрительными. А я вез с собой сундучок с деньгами, под сиденьем. Что же я делаю? Останавливаю дилижанс посреди дороги и прошу мошенников достать мне веревку, спрятанную под сиденьем. Пока они ее доставали, я направил на них пистолет. Они подняли руки, и я велел одному из них связать другим руки, а этому связал сам. И выпустил их из кареты, им пришлось идти пешком, а я деньги доставил, куда надо.
Федра весело рассмеялась:
— Неужели они так и побрели пешком по дороге?
Открылась входная дверь, и вошла Орелия. Она приветливо улыбнулась Коуди, но Федра заметила, что племянница чем-то расстроена.
— Не следовал ли снова за тобой этот ужасный человек?
— О ком это вы? — удивленно спросил Коуди.
Федра рассказала ему о преследователе Орелии.
— Значит, какой-то мужчина увязался за вами? Когда? Один раз или несколько?
— Один раз, — ответила Орелия. — Нет, еще вчера ночью. Какая-то карета ехала за нами… до нашего дома.
— И вчера? Ты мне об этом не рассказывала, — расстроилась Федра. «А сегодня утром племянница отказывалась ехать к Шериданам в карете. Какая она неразумная!»
— Ты же забыла, — встревоженно рассказывала Федра, — был еще один случай. Этот преследователь — а Орелия узнала его фигуру, — бродил по нашему саду. Она увидела его из окна, а потом мы нашли его следы под деревом.
— Как?! — загремел Коуди. — Да я застрелю этого мерзавца! — Он отвернул полу кожаной куртки — к поясу был прикреплен пистолет.
— Успокойся, Билл! — призвала Федра. — Ведь это было не сегодня.
Коуди снова уселся в кресло у камина, после некоторых раздумий он обратился к Орелии:
— Леди, вам надо научиться стрелять! Я достану для вас маленький пистолет и сам обучу стрельбе.
— Но я не люблю оружия. Стрелять — мужское дело.
— А если рядом с вами нет мужчины, который может защитить вас? Нет, это не годится. Вы должны научиться стрелять.
— Я не могу.
— Вы знаете, как я люблю Федру. А она будет вконец расстроена, если с ее любимой племянницей что-нибудь случится. Маленький пистолет поместится в вашей сумочке. Сегодня же велю Малышке раздобыть такой для вас…
— Кто это — Малышка?
— Да Энни Окли, конечно. Вот вам пример: женщина, которая может постоять за себя.
— Ну, так как она, я стрелять не научусь, — улыбнулась Орелия.
— И не надо. Грудь мужчины — цель покрупнее, чем кончик сигары или карта, подброшенная в воздух.
Орелия побледнела, и Федре тоже стало нехорошо, когда она представила себе, что ее любимая племянница в упор стреляет в человека. Но еще страшнее было представить Орелию в руках насильника-маньяка.