— По-моему, ты должна согласиться на предложение Билла, дорогая, — решительно сказала Федра.
— Хорошо, я согласна.
— Спасибо, моя милая, ты сняла тяжесть с моей души. Когда ты начнешь ее учить стрельбе, Билл?
— Сегодня у меня два представления. Значит, завтра утром.
— Спасибо, спасибо, Билл.
Если бы кто-то так же легко разрешил ее проблемы с Сином, Федра была бы самой счастливой женщиной!
Это было совсем просто…
Никаких затруднений…
Он посадил ее, одурманенную подмешанными в вино лауданумом и беладонной, в карету и отвез к себе домой. Она не сопротивлялась, и не потому, что доверяла ему, а потому, что ей приятно было слышать итальянскую речь из его уст, — ведь она была так одинока здесь, в Америке.
— Что со мной? — пробормотала она, когда он вынес ее из кареты.
— Не бойся, бедняжка,-ответил он, — скоро ты не будешь одинокий в этом мире. Боги и богини возьмут тебя к себе, станут твоими друзьями, ты будешь счастлива.
Она посмотрела на него затуманенным взглядом, совершенно не понимая того, о чем он ей говорил. Рука ее бессильно упала, опрокинув чашу с вином, и красная жидкость разлилась, словно лужица крови. Он любовался потоком черных волос, распустив ее косы, так же, как любовался волосами той… Усаживая ее на стул на помосте, он погладил ее по щеке, воображая, что гладит нежную кожу той. Черные ресницы задрожали, и она с глухим стоном откинулась на спинку стула. Если бы она догадалась, что он хочет сделать с ней, то громко бы закричала.
— Я покину тебя на минуту, чтобы подготовиться, — отрывисто сказал он задыхающимся голосом.
— Подготовиться? — бессмысленно повторила она.
Не отвечая, он проскользнул за занавес в святилище, место, где он творил бессмертие.
С настенных панелей глядели изображения богов Древнего Египта, собравшихся на Суд Мертвых: Тот, Анубис, Хатор, Изида и другие. Под каждым изображением были начертаны иероглифами их имена.
Когда он надевал защитную одежду, пропитанную маслом для предохранения от действия яда, его напрягшийся в предвкушении наслаждения член натянул ткань брюк. Он поднял закрытую корзину, где таилась смерть, и стал раскачивать ее, пока оттуда не послышалось зловещее шипение.
— Что это?-спросила она, с трудом открывая глаза.
— Подарок… Тебе даруется бессмертие…
Она посмотрела на него недоуменно и хотела еще что-то спросить, но не успела — он рывком поднес к ее лицу корзину, сдвинув крышку, черная молния прянула в узкую щель и впилась в ее шею.
— А-а! — вскрикнула она. — По его телу прошла дрожь наслаждения.
Ее глаза померкли, дыхание участилось.
— Это недолго, — ласково успокаивал он. — И совсем не больно.
Он внимательно осмотрел место укуса-слава Богу, синяка не было, а ранка — незаметная точка. Красота не испорчена. А мучения недолги, он знал это. Он жадно глядел на нее, стараясь не упустить ни единого мига предсмертной борьбы, последних содроганий жизни. Потом он протянул руку к аспиду, извивающемуся в щели корзины, — он никогда не выпускал его наружу, прищемляя хвост крышкой. Рукой в промасленной перчатке он осторожно затолкал змейку в корзину, плотно задвинув крышку, поставил корзину на стол, и снова впился жадным взглядом в девушку. Глаза ее закатывались, последние содрогания проходили по телу.
— Темно, стало темно, — хрипло выдохнула она и замерла.
Он начал медленно раздевать ее в предвкушении наслаждения, пока не обнажилось прекрасное юное тело.
— «Теперь ты навеки моя, красавица // Волной аромата меня ты окутала//Дождем из мирры в поры моего тела впиталась //Я поймал тебя сетью любви, прекрасная птица», — декламировал он тихо и с чувством. Но почему-то на этот раз стихи не проникали в его душу так, как это бывало прежде. Наверное, потому, что перед ним была не та.
Он поднял тело девушки и перенес в свою лабораторию. Там положил его на рабочий стол, накрытый простыней, пропитанной маслами, — чтобы устранить возможность отравления кровью, в которую проник яд аспида.
Орудия были приготовлены.
— О Анубис, — обратился он к изображению бога с шакальей головой, покровителю бальзамировщиков, — рукам моим силу пошли и умение.
Изогнутой металлической проволокой он долго и тщательно извлекал через ноздрю мозг. Мозг не подлежал сохранению, и он небрежно бросал кусочки студенистой массы в ведерко на полу. Взяв остро заточенный изогнутый нож, уверенным движением сделал длинный разрез вдоль тела и вынул печень, легкие и остальные внутренности. Затем, тщательно обтерев их от крови, уложил в подготовленные сосуды. Органы бальзамировались отдельно и в сосудах, на крышке каждого из которых по традиции было изображение одного из богов, ставились в гробницу, — так делалось в Древнем Египте. Только сердце, как и древние египтяне, он оставил в теле своей жертвы.
Потом, заполнив тело льняными мешочками с солью, он поместил его на бальзамировочное ложе с желобками для стока жидкости и засыпал сверху особой кристаллической солью из отложений на берегах Нила. Эти химикаты должны были укрепить оболочку тела. Бальзамирование он произведет, когда в окончательный срок тело созреет для этого священного процесса.
— О Анубис, бог мертвых, владыка подземного царства, — твердил он священный текст, — охраняй ее, пока она пребывает здесь. Приготовь ей место в солнечной ладье, на которой она вознесется к солнцу, и отведи ей место в Зале Великого Суда, который ожидает мертвых…
«Суда? Что означает это слово священного текста, которое он привычно повторяет? Не будет ли он осужден за то, что отправляет красавиц в Царство Мертвых? Нет, боги Египта смотрят на это иначе. Они не осудят его. Вот только, — слабость и тошнота вновь подступили к горлу,-если б он мог даровать им, богам Подземного Царства, ту, подлинную, красавицу из красавиц… Сиротка-это только замена… Но он достигнет своей заветной цели, непременно достигнет!»
Он очнулся от заветных мечтаний и продолжал свое дело: перенес девушку в саркофаг, где тело будет созревать сорок дней. Пройдет этот срок, он произведет последние манипуляций, и она вознесется в Небесное Царство.
Глава 14
В воскресенье сияло солнце, неслись по голубому небу снежно-белые облака, и в этот сверкающий день Орелии предстояло научиться убивать… Для этого она шла на пустырь недалеко от дома. За ней следовала Федра, которую беспокоили совсем другие мысли.
— Как вы думаете, стрельба не переполошит соседей? — обратилась она к Орелии и Коуди.
— Да нет же, — невозмутимо возразил Коуди, — подумаешь, услышат стрельбу. — Он держал под мышкой большой плоский ящик, придерживая его рукой.
Орелия вдруг встревожилась.
— Вы сказали, что принесете маленький пистолет. — А в этом ящике, должно быть, целый арсенал оружия?
— Нет, — засмеялся Коуди, — какой уж там арсенал. В этом ящике нет никакого оружия. Вот оно. — И достал из кармана небольшой изящный пистолет, который вложил в руку Орелии. Та машинально сжала ладонь.
Коуди поставил ящик на траву, открыл его и вынул мишень с концентрическими кругами, прикрепленную к треножнику. Воткнув в землю, полюбовался делом своих рук.
— Вот вам, — сказал он. — Это не то же самое, что стрелять в человека, но меткости можно научиться.
Стрелять в человека?
Она будет учиться стрелять в человека. В современном, цивилизованном мире… Орелия вдруг вспомнила Розарио. Теперь у нее будет средство самозащиты, и она сможет снова ходить и ездить всюду одна.
Коуди окончательно укрепил мишень и взял пистолет у Орелии. Он был размером меньше ладони.
— Весит всего семь унций. Миниатюрный кольт. Малышка Окли дарит его тебе.
— Но я хочу заплатить!
Коуди отмахнулся:
— Нет-нет, она говорит, что будет гордиться, если ты всадишь из ее пистолета пулю между глаз этому негодяю. Ну, начинаем учиться.