Лайэм и не думал делать предложений. Он одевался и вдруг вскрикнул:
— Черт! А куда задевались мои запонки!
Продолжая разыскивать свои вещи, Орелия увидела одну из них на полу:
— Вот! — показала она Лайэму.
— А где же вторая? Куда спряталась эта маленькая чертовка?
— Она такая крошечная, а здесь темно. Днем найдется, когда Мэри будет убирать комнату.
— Тогда мы будем разоблачены.
Он снова говорил ироническим, дразнящим тоном. Орелии так хотелось услышать на прощанье ласковые сердечные слова, а он лишь коснулся ее щеки легким поцелуем и бросил:.
— Увидимся на работе.
Ясно — он считает ее распущенной, доступной женщиной и не мыслит других отношений между ними, кроме случайной временной связи.
Глава 16
— Что еще надо сделать, сэр?
Лайэм был очень доволен, что мальчишка по имени Фрэнки явился по его адресу и все утро убирался во дворе нового дома Лайэма. Он даже пришел умытым — вернее, размазав по своему лицу грязь, которая покрывала его, словно маска.
— Иди теперь к старому Биллю. Он научит тебя ухаживать за деревьями, кустами, сажать цветы… Станешь садовником — неплохое ремесло.
Билль начал устраивать сад, когда в дом еще не было проведено электричество.
Фрэнки медлил уходить.
— Старый Билль сказал, что я ему — просто обуза. Если бы вы не велели…— Он едва ли не со слезами на глазах глядел на свои лохмотья и развалившуюся обувь.
— Иди себе и не валяй дурака, — прикрикнул на него Лайэм. — Если бы не я… Ерунда какая! Работай как следует, тогда и я, и старый Билль будем довольны, и все у тебя будет в порядке.
— Да, сэр!
Фрэнки убежал, а Лайэм стоял у дерева, смотрел на почти полностью отделанный свой дом. Но согреет ли когда-нибудь этот дом тепло женского присутствия?
Фрэнки скрылся за домом, а Лайэм все так же неподвижно стоял, опустив голову и размышляя. Женитьба… Как может он не думать об этом после ночи с Орелией? Он чувствовал, что влюбился в нес по-настоящему, глубоко и сильно. Она сказала, что любит его, и он верит ей. Наверное, он мог бы найти с ней счастье. Если бы только… она была с ним честной…
Лайэм был неглуп и понимал, что неопытная женщина не была бы такой страстной и не уступила бы так легко. И понял еще в их первую ночь, что у нее кто-то был. Мысль о том, что она не пришла к нему невинной девушкой, не пронзила его сразу — боль и раздражение росли постепенно. Он не хотел думать, что другой мужчина держал ее в объятиях, целовал ее, сливался с ней. Он готов был выслушать ее признание в том, что это произошло очень давно и забыто ею. Только в этом случае и сам мог забыть, потому что не хотел быть одним из многих.
Лайэм ведь понимал, что Орелия — не распутная женщина, она могла увлечься кем-то, полюбить этого человека. А что если она любит его до сих пор?
Задумавшись, он не заметил, как к дому подъехала карета, и очнулся только от оклика Росситера, рядом с которым сидел Тео Мэнсфилд.
— Что вас привело ко мне, джентльмены? — удивленно спросил Лайэм.
— Мы хотим собрать членов Общества сегодня утром, — ответил Росситер, — незапланированное заседание по поводу книги. Решили захватить вас по дороге.
— Прекрасно, — сказал Лайэм, — сейчас я покончу с делами и готов ехать с вами.
— А мы пока посмотрим ваш дом внутри, — заявил Росситер.
— Буду рад.
Росситер выскочил из кареты, следом за ним — Тео. Они обошли весь дом, где рабочие усердно заканчивали внутреннюю отделку и расставляли привезенную мебель.
— Ну, что ж, — одобрительно сказал Росситер, — прекрасно выдержанный современный стиль.
Лайэм просиял — это была первая оценка постройки образованным и сведущим человеком; подрядчики, конечно, своего мнения не имели.
— Сначала у меня были скромные планы по внутренней отделке дома, — заметил Лайэм, но потом я решил сделать больше ниш и книжных полок, потому что намерен расширить свою коллекцию произведений искусства.
Рассматривая книги на полках, а это были антологии древнегреческой и древнеегипетской лирики, Росситер в сердцах сказал:
— Почти все переводы для нас должен был делать Квигли. Хоть бы этот чертов сын ввязался в идиотскую историю уже после того, как выполнил бы работу для Общества.
— В какую еще историю? — поднял брови Лайэм.
— Да это просто непоправимый ущерб для нашей книги, — заметил Тео Мэнсфилд. — С латыни переводят трое — я, Кэннингхэм и Росситер, а с древнеегипетского и древнегреческого теперь некому.
— Да что же случилось с Квигли? — повторил свой вопрос Лайэм.
— Он был арестован.
— За что?
— Да как бы сказать… у него была некоторая склонность к маленьким девочкам. Ну, все время ему это сходило с рук, и вдруг отец какой-то гречаночки — раз, два и сдал нашего Квигли полиции. Тот протестовал, изображал дело так, что он принял девчонку за профессиональную проститутку…
— Ну и что же, Квигли теперь в тюрьме? — спросил Лайэм.
Тео Мэнсфилд покачал ссреброволосой головой.
— Разве богатые люди сидят в тюрьме? Освобожден под залог, конечно.
— Господи, до чего может докатиться человек! — вскричал Лайэм. — Квигли всегда казался непредсказуемым, но охотиться за девочками и давать взятки чиновникам — дальше некуда. Да, человека не узнаешь, пока не заглянешь в глубину его души, — задумчиво закончил он.
Некоторое время мужчины молчали, вспоминая, очевидно, о жестком и необычном характере Квигли, о таинственной судьбе его богатой жены, которую никто из его знакомых в глаза не видел и о которой Квигли даже никогда и не упоминал.
Наконец эту тему оставили. Росситер прокашлялся и громко заявил:
— Во всяком случае, даже если число переводов сократится, останутся великолепные иллюстрации нашей Федры…
Лайэм, который совершенно забыл, что для иллюстраций позирует Орелия, нервно спросил:
— Они уже сделаны?
— Да, уже многие эскизы готовы, — ответил Мэнсфилд. — Племянница Федры оказалась великолепной моделью. Она — просто воплощение женской красоты Средиземноморья.
Лайэм заметил, что на лице Росситера выразилось явное неодобрение. Очевидно, он в чем-то не согласен с Мэнсфилдом. — А как вы считаете, доктор Росситер? — спросил Лайэм.
— По-моему, Федра должна была найти натурщицу в среде профессиональных артисток, — без обиняков заявил Росситер. — Мисс Кинсэйд — женщина из общества, вряд ли ей стоит позировать в таких костюмах.
Он снял и протер очки, и Лайэм заметил какой-то странный блеск в его глазах.
Снова заговорил Мэнсфилд:
— Но ведь Де Витт Карлтон не возражает против того, чтобы мисс Кинсэйд позировала для нашей книги.
— Де Витт Карлтон? — раздраженно воскликнул Лайэм.-К чему Обществу его одобрение, если он даже не является ее членом?
— Зато является женихом мисс Орелии Кинсэйд, — возразил Тео Мэнсфилд.
— Как? — загремел Лайэм; все изумленно обернулись к нему. — Откуда у вас такие сведения, приятель?
Мэнсфилд не ответил, но вступился Росситер:
— Карлтон не держит этого в тайне. С тех пор как мисс Кинсэйд вернулась в Чикаго, он ухаживает за ней. Главный или даже единственный поклонник.
Единственный поклонник? А кто же тогда он? Мысли в голове Лайэма как будто закружились в бешеном хороводе. А он, значит, любовник на короткий срок? — Лайэм почувствовал гнев и досаду, но ни слова не высказал — выдавать даму не принято в обществе. Орелия клялась, что любит его, и Лайэм страстно желал, чтобы она любила его и только его. Он знал, что в жизни Орелии был другой мужчина, но не мог смириться с тем, чтобы этим мужчиной оказался Де Витт Карлтон. Значит, она лгала, когда открыто называла Карлтона педантом и занудой.
Но действительно ли Карлтон был первым мужчиной Орелии? Если она была связана с другим человеком, зачем же она вела эту игру с ним, Лайэмом? Для того чтобы продвинуться по работе? Он вспомнил, что и работу у О'Рурков она получила нечестным путем, использовав дружбу Сина и Федры. При этой мысли кровь Лайэма вскипела. Он не даст одурачить себя второй раз!