Дождь прекратился, солнце начало пробиваться сквозь тонкую пелену влаги. Катрин решительно вытерла слезы. Она должна сама все узнать. Она должна найти того человека, который мог стать прототипом героя «Птицелова», если, конечно, такой существует. И тогда она сможет наконец понять и, может быть, простить свою мать, как та просила ее в последние мгновенья своей жизни. Она хочет этого, и она это сделает.
Глава 3
Вернувшись домой, Катрин стала размышлять о том, каким образом можно осуществить задуманное. Беспокоить расспросами отца ей не хотелось. Да и вряд ли он рассказал бы даже своей дочери что-нибудь бросающее хоть какую-то тень на образ Ноэль Дюран, своей жены. А если история, описанная в «Птицелове», действительно произошла, то, независимо от того, была Ноэль ее участницей или лишь свидетельницей, делала ее одиозной фигурой, отвергшей многие условности и даже приличия.
Катрин решила, что ей необходимо найти людей, которые могли быть свидетелями событий, описанных в романе. Причем ясно было, что искать их нужно не в кругу знакомых и друзей Ноэль того времени, которые, по всей видимости, знали совсем немного. В противном случае в той лавине информации, которая прошла в прессе после гибели писательницы, непременно был бы намек на события «Птицелова». Значит, нужно было искать случайных людей, встречавших ее мать в периоды уединения, исчезновения из столицы. Но для этого, прежде всего, нужно было понять, куда же она уезжала тогда.
Катрин знала, что у матери был домик где-то в горах на юге страны, но бывала ли она там или где-то еще и где находилось это убежище, еще предстояло выяснить. И тут Катрин пришла в голову самая простая и естественная мысль. Если события «Птицелова» происходили на самом деле, то, возможно, и те места, где они происходили, также описаны в романе документально.
Катрин вспомнила, что один экземпляр «Птицелова» должен был быть где-то среди так и не распакованных вещей, которые она забрала из родительского дома, переезжая на нынешнюю квартиру. При тусклом свете единственной лампочки в кладовке она отыскала картонную коробку, набитую книгами. Не церемонясь, выкладывала на пыльный пол старые учебники, какие-то издания кулинарных серий и наконец добралась до романа в суперобложке, немного надорванной по углам.
Не в силах справиться с любопытством, она тут же присела на сваленные кучей старые диванные подушки, раскрыла книгу наугад и начала читать.
«Заходящее солнце придавало глади озера неповторимый розовый оттенок, резко контрастирующий с густо-фиолетовыми тенями гор, стеной встававшими по обеим сторонам перевала. Лед на вершинах…» Катрин быстро переворачивала страницы в поисках хоть какого-нибудь названия города или деревеньки, пока не наткнулась на описание центра южного городка.
«Город утопал в цветах. Даже перила моста, соединяющего средневековый центр с более современной ратушной площадью, были увиты побегами вьюна, зелень листьев которого была почти незаметна среди кричаще ярких соцветий. Они остановились на самой середине моста, откуда лучше всего был виден небольшой островок в излучине реки, где стояла старинная городская тюрьма, по иронии судьбы ставшая сейчас главной городской достопримечательностью. Она почувствовала, как его рука легко ложится ей на талию, пробираясь под легкую блузку. Мягко изогнувшись…» Катрин прекратила чтение. Вот и первое указание. Она узнала город. Это Анси.
Конечно, существовало множество вполне рациональных «но», перечеркивающих все ее доводы. Ноэль могла поместить своих героев куда угодно, в любую известную ей среду, в любой город, не имеющий никакого отношения к событиям, происходившим в ее собственной жизни. Но какое-то неясное, смутное чувство подсказывало Катрин, что если история, описанная в романе, действительно происходила и, более того, происходила с Ноэль, то она не стала бы менять место действия. Слишком уж сильной была психологическая часть романа, слишком драматичными — события, больными и возвышенными описываемые чувства, чтобы отрывать их от сцены, на которой они родились.