Не надо больше никого искать,
Теперь я начинаю привыкать
К погоде, словно к форменной одежде,
Как привыкают к вере и к надежде,
В конце концов, все так же, как и прежде.
ГОЛОЛЕД
«Я не в накладе был, пятак…»
Я не в накладе был, пятак
За рубль принимая.
И не от гордости, а так
Спина была прямая.
АВТОБУС
Трясется автобус маршрутный.
Туман начинает редеть.
Трясется автобус, и трудно
Что-либо в окне разглядеть.
И что-то читает в билете
Старик в сапогах дорогих.
Он умер в десятом столетье
И выглядит лучше других.
И мальчик, над Яхромой сбитый,
Еще неуверен и бел,
И пух, преждевременно сбритый,
Прилип к покрасневшей губе.
И дама в искусственной шубке
Глаза прикрывает рукой…
Прикрыт раздраженностью хрупкой,
Зияет глубокий покой.
Автобус трясется и дремлет,
Никто не желает сойти.
Все умерли в разное время,
Все едут к восьми тридцати.
«В Москве ноль градусов. Петляя…»
В Москве ноль градусов. Петляя,
Вода клубится, словно дым,
Вливаясь в узкие следы
Нерасторопного трамвая.
Плетутся граждане, неловки,
Да кто отважится спешить
Доковылять до остановки
И до автобуса дожить.
От магазина к магазину
Толпятся, мешкают, молчат,
Ворчат на моросящий чад
Под небом цвета керосина.
И по привычке многолетней,
За каждой замкнутой спиной
Я спрашиваю: «то последний?»
И слышу: «Будете за мной»
«Последним временем нещадно дорожа…»
Последним временем нещадно дорожа,
Томясь в тенетах, пропадая в нетях,
Как Змей Горыныч в устрашенье детям,
Томится моросящая душа
В игольчатом конце карандаша.
Устали губы от условных слов,
Устало сердце силиться и злиться,
Осталось мелким дождиком излиться,
И после, на поверхности рябя,
Найти лицо и потерять себя.
Вплестись в бульвар веселых старичков,
Пустеющих за стеклами очков
В оцепенелом городе столицем.
(Какие нужно надевать носки,
Чтоб в этот поздний и тяжелый час
Под липовыми кронами топчась,
Не испытать озноба и тоски,
И совестью небесной чистоты
Посвечивать в намокшие кусты).
Почти почтительно с лица снимаю лист,
Сухой, как голос высохшей гортани,
И почерневший, словно коротанье
Пустынных дней среди постылых лиц.
Пора понять: когда не удались
Намеренья благие, ненароком
Не стань в своем отечестве пророком,
А тихо и достойно удались.
«Все, чем жил благоговейно…»
Все, чем жил благоговейно,
Невмещенное в слова,
По бутылкам от портвейна,
По подушкам рассовал.
Угнетенный Божьим даром,
Всю духовную еду
Разбазариваю даром,
Словно с обыском идут.
Отберут стихи и книжки,
Завернут в мое пальто…
Может быть, и есть излишки,
Только не придет никто.
«Все получил, чего душа алкала…»
Все получил, чего душа алкала,
И нет причины встать с судьбой на прю.
Как лампочка, не выдержу накала,
Сверкну поярче и перегорю.
А вот штанами так и не разжился,
Проводит по одежке взгляд косой.
А смерть как смерть — в обыкновенных джинсах
Курносая, и с девичьей косой.
«О полнолунии, о…»
О полнолунии, о
Волнах внезапной тревоги,
О пустоте в эпилоге
Вряд ли покажут кино.
Вряд ли расскажет печать
Как помещусь в полузвуке,
Как опускаются руки,
Стоит лишь только начать.