Выбрать главу
А если б никогда не ошибался, Я тоже был бы бесконечно прав, Блаженно улыбаясь, ошивался В тени успокоительных дубрав, И допевал кусок чужого вальса, Уютно в плечи голову вобрав. Вот так увидишь любящие лица, И хочется сквозь землю провалиться.
Когда-то где-то допустил просчет. (О чем тогда синели иммортели?) Уж не тогда ль, когда я был не в счет? (Прохладней стали простыни постели.) А может быть, меня не то влечет? (Господь гостит, бывает, по неделе.) Осенний лед крошится под звездой, И темной заливается водой. О, тяжесть понимающего взгляда, Серьезного, как смертный приговор. Казалось бы, не так уж много надо:
Да не найдется в мире никого, Кто к таинству священного обряда Притянет молчаливый разговор, Или поддержку в трудные минуты, Когда у добродетели в плену ты.
Пустеет поприще. Холодный воздух густ. Я праздную еще одну победу. И проплывает ложка мимо уст, Та самая, что хороша к обеду. Снег выпадет, — со всеми помирюсь, И, может быть, куда-нибудь поеду. И светится под дверью полоса, И режет утомленные глаза.

КОМАРИК

I
Только головы уроним, Взявшись за руки, как встарь, Прилетает посторонний, Одиночка и кустарь.
И, полоской лунной пыли Воздух нежно теребя, Нас безжалостно распилит На меня и на тебя.
II
Он угодил не в глаз, а в бровь, И с музыкой — в полет. И вот летает моя кровь, Летает и поет.
Присядет на твою ладонь, И взмоет, укусив, В бордовое вплетая До Ликующее Си.
Лети подальше от скорбей, Сквозь яблони в цвету, Покуда грузный воробей Не склюнет на лету.

«Посмотри окрест ли, наверх…»

Памяти А. Тихомирова

Посмотри окрест ли, наверх, — В божьем мире ни души. Только щелкают в канавах Ледяные камыши.
Только волки-кривотолки Прячут желтые глаза. В новогодней темной елке Изумруд да бирюза.
Затолкал в печурку плаху, И под шум внезапных крыл Справил новую рубаху, И калитку приоткрыл…

«В какой-то усадьбе-музее…»

В какой-то усадьбе-музее, Где мы побывали когда-то, Портреты картинно висели, Лампадками теплились даты.
Смешались эпохи и стили, Стекло помутнело в пыли, И музы с плафонов спустились, И в подпол мышами ушли.
Откуда же знает старуха Вся в пепле портретных жемчужин, Что дом ее все же не рухнул, И даже кому-нибудь нужен?
Откуда же столько суровой Уверенности в победе В глазах у того молодого Военного в темном портрете?..
Балкон мезонина дощатый, Грибами пропахли перила, Кружила ворона, и чья-то Забытая память парила.

«Крепко сидят журавлиные клинья…»

Я. Гольцману

Крепко сидят журавлиные клинья В памяти. Все сначала — Пятнышко света на горькой калине, Черные доски причала.
Как, наглотавшись дождя или шквала, Пели. Не сразу, но пелось. И вертикально над нами вставало Гибкое озеро Пелус.
Хлопало перистыми краями, Крупными звездами скалясь. На Бодунове в маленькой яме Тетерева плескались.
Гагара печальная в черной шали Пока что не улетела. В мокрой деревне еще дышали Два стариковских тела.
Нынче же там и зимой и летом По-человечьи дико. Лишь наливается льдистым цветом Ягода неживика…

«Мой мальчик не желает танцевать…»

Мой мальчик не желает танцевать. В осенней мгле ступни большие мочит, Вино лакает, голову морочит, Но только не желает танцевать.