Афина скулит под дверью.
«Уже много месяцев, — говорит жена президента, — над нами висело сознание, что нечто подобное может произойти, и все же мы не могли до конца поверить».
Афина лает. Миссис Бойдстен говорит:
— Уйми, пожалуйста, свою псину.
Зено спрашивает:
— Пап, может, пойдем уже домой?
«Что бы от нас ни требовалось, — говорит жена президента, — я уверена, мы с этим справимся».
Отец трясет головой:
— Этих мальчиков разбомбили во время завтрака. Они горели живьем.
Афина снова лает, и миссис Бойдстен дрожащими ладонями сжимает лоб. Сотни фарфоровых детей на полках — и те, что держатся за руки, и те, что прыгают через скакалку, и те, что несут ведра, — будто наливаются ужасающей энергией.
«А теперь, — говорит радио, — мы вернемся к программе, которую приготовили на сегодняшний вечер».
Отец говорит:
— Мы покажем этим гребаным япошкам. Мальчики, ох, мальчики. Мы им покажем.
Через пять дней он и еще четверо мужчин с лесопилки едут в Бойсе. Там им смотрят зубы, потом измеряют объем груди. А сразу после Рождества папа отправляется во что-то под названием тренировочный лагерь в какое-то место под названием Массачусетс, а Зено переезжает жить к миссис Бойдстен.
Лейкпорт, Айдахо
2002–2011 гг.
Младенцем он истошно вопит сутками напролет. В год-полтора ест только круглое: колечки «Чириос», круглые бельгийские вафли из морозилки и обычные «M&M’s» в пакетиках по 1,69 унции[6]. Не «фан-сайз» и не «шеринг-сайз», и не дай бог Банни купит арахисовые. Ей можно трогать его коленки и локти, но не ладони и ступни. Уши — ни в коем случае. Мыть голову — кошмар. Стричься — исключено.
Они живут в Льюистоне в мотеле «Золотой дуб»; за проживание в одной комнате Банни убирает остальные шестнадцать. Бойфренды прокатываются как бури: Джед, потом Майк Готри, потом тот, которого Банни называет Индейкина нога. Лампы мигают, льдогенератор рычит, стекла дрожат от проезжающих мимо лесовозов. В худшие ночи они спят в «понтиаке».
В три года Сеймур решает, что не выносит фабричных ярлычков на белье и шуршания некоторых сухих завтраков в пакете. В четыре он ударяется в плач, если пластиковая соломинка в пакетике сока скребет о проткнутую фольгу. Если Банни слишком громко чихнет, он полчаса трясется. Люди спрашивают: «Что с ним такое?» и «Ты что, не можешь его утихомирить?».
Ему шесть, когда Банни узнаёт, что умер ее двоюродный дедушка, которого она не видела двадцать лет, и оставил ей сдвоенный щитовой дом в Лейкпорте. Банни захлопывает мобильник-раскладушку, бросает резиновые перчатки в ванну номера 14, где убиралась, оставляет тележку с моющими средствами в открытой двери, грузит в «понтиак-гранд-ам» тостер, DVD-проигрыватель «Магнавокс», два больших мусорных пакета с одеждой, сажает в машину Сеймура и три часа гонит на юг без остановки.
Дом стоит посреди акра бурьяна в миле от городка, в тупике гравийной дороги под названием Аркади-лейн. Одно окно выбито, на сайдинге краской из баллончика написано: «Я не вызываю 911»[7], крыша с одной стороны загибается вверх, словно великан пытался ее оторвать. Как только уезжает адвокат, Банни встает на колени перед дверью и рыдает так неостановимо, что это пугает их обоих.
С трех сторон участок обступают сосны. Во дворе тысячи белых бабочек перелетают с одной головки чертополоха на другую. Сеймур сидит рядом с Банни.
— Ой, Опоссум… — она вытирает глаза, — как же, блин, давно этого не было.
Сосны по краям участка колышутся. Бабочки порхают.
— Чего не было, мам?
— Надежды.
Плывущая по ветру паутинка вспыхивает на солнце.
— Да, — говорит он. — Давно, блин, не было надежды.
И вздрагивает, когда мама разражается смехом.
Банни заколачивает разбитое окно фанерой, выгребает из кухонных шкафчиков мышиные какашки, выкидывает изгрызенный бурундуками дедушкин матрас на дорогу и покупает два новых в кредит под девятнадцать процентов без начального взноса. Находит в благотворительном магазине оранжевый диванчик на двоих и выливает на него полфлакона освежителя «Гавайский бриз», прежде чем они с Сеймуром втаскивают покупку в дом. На закате они садятся рядышком на крыльце и съедают по две вафли каждый. Высоко над головой в сторону озера пролетает скопа. Из-за сарая материализуется олениха с двумя детенышами и прядает ушами. Небо лиловеет.
— «Зерна прорастают, — поет Банни, — расцветает луг, скоро лес оденется молодой листвой»[8].
7
В США эта надпись означает: «У меня есть оружие, и если вы попытаетесь меня ограбить, буду не звонить в полицию, а сразу стрелять».
8
Банни поет «Песню кукушки» — анонимный английский канон, написанный в середине XIII века. В XX и XXI веках многие музыканты исполняли его в своей аранжировке на современном языке; его мелодия звучала в фильмах, телепередачах и на спортивных событиях.