Довольно скоро город как-то похудел, поскучнел и посерел. Первыми исчезли дворники и снегоуборочные машины… Раздавленные налогами рынки, магазины, гостиницы, птицефабрики, мясные комбинаты, хлебопекарни и многие другие столь необходимые для жизнедеятельности города предприятия вздули цены. Электричество, тепло и вода теперь давались с перебоями. Вместе с безработицей опять выползли на улицу бомжи. Эх, да что говорить, проснулась весной Моча грязной неумытой бабой и даже не узнала себя в зеркале Мочи-реки. Да и зеркало-то по весне оказалось загаженным... И не было больше цветочных клумб… Кое-где проклюнулись выродившиеся самосевы, но разве ж можно было их сравнивать с былым буйством весеннего цветения города… Одним словом, по умолчанию было ясно, что не быть третьему сроку для Мирослава Потаповича Коренного. И не было бы пределов ликованию Кандидата на пост Городского Головы, если бы не слишком рьяно наступающая разруха… Не будь её, проклятой, как было бы сладко прийти на готовенькое и пожинать… и пожинать… Нет-нет да и веяло холодком в его душе, вот только отступать было некуда.
А время, между тем, промелькнуло как всегда незаметно, словно мышь пробежала из-под холодильника за шкаф. Выборы прошли как-то аскетично. По городу метался устойчивый слух, что прежний Градоначальник, симулировав нездоровье, отправился не лечиться в Баден-Баден, а вывез туда городскую казну. Провели ревизию, но ничего криминального не обнаружили: все деньги, до копеечки, были учтены и расписаны так, что не придерёшься. Новый Градоначальник, без конца собирал Экстренные Совещания, которые длились вечность, но ничего не рождали.
Жаркое, пыльное, засушливое лето длилось долго и перетекло в календарную осень, деревья пожелтели, птицы потянулись на юг, пошли дожди. Но тепло не уходило. К концу октября на газонах вновь попёрла трава, а оголившиеся было деревья, не долго думая, выпустили молодые клейкие листочки. Зацвели яблони, вишни, черёмуха, и народ потянулся к водоёмам, на пляжи, а птицы с юга обратно. Загорелые мочички в крошечных лоскутках сарафанов выглядели неимоверно соблазнительно, и в воздухе зависли легкомысленность, бесшабашность и адюльтер. Загсы переполнились заявлениями о расторжении и о заключении браков, и свадебные кортежи бороздили улицы Мочи во всех направления, создавая пробки на дорогах.
На Городской Совет был вызван Главный Эколог Города. Он долго мялся, жался, мямлил о глобальном потеплении, но, припёртый к стенке, в конце концов, признал, что происходящее не лезет ни в какие рамки, и подал в отставку. Тут же, на Совете, был избран новый Главный Эколог из числа присутствующих нежелательных элементов. Его обязали разобраться во всём и не позже, чем через месяц дать полный и подробный отчёт, а также рекомендации по принятию необходимых мер. Нежелательный элемент потребовал для своей деятельности неограниченные полномочия и всемерную поддержку, и, заручившись тем и другим, рьяно взялся за дело.
Целый месяц он шерстил всё и вся, дошёл до того, что лично встретился со всеми резидентами иностранных разведок, но они ему торжественно поклялись на Библиях, Торах и Коранах, что не имеют к летней оккупации никакого отношения и что сами пребывают в немыслимом шокинге от имеющего место беспредела.
А ситуация, между тем, не менялась. В декабре температура ещё повысилась, моль торжествовала и жирела на забытых шубах, появилась первая клубника, и наиболее находчивые мочичи стали сбывать её по хорошей цене в ближнее зарубежье. Мочу наводнили иностранные корреспонденты, учёные и просто зеваки-туристы. Феномен Мочи и его последствия обсуждались на всемирных конгрессах, делались поспешные выводы как о конце света, так и о начале Новой Эры Всеобщего Благоденствия. И тут кто-то вспомнил о том, что в исторической речи бывший Градоначальник, Коренной Мирослав Потапович, в числе прочего обещал, что будет работать над проблемой климата и сделает всё возможное, чтобы его смягчить.