Выйдя замуж, Татьяна уволилась с работы, и весь свой опыт поддержания чистоты обратила во благо новой семьи. Присмотренный и ухоженный муж с энтузиазмом расширял свой бизнес, и был счастлив, потому что с одинаковым удовольствие как ходил на работу, так и возвращался домой. Иной раз, случалось, являлся изрядно пьяненьким, но редко, и Татьяна, сняв с него пальто и ботинки, укладывала его на диван, вновь переживая сладкую остроту их первой встречи.
Каждый день в пять часов она наведывала мать, благообразную старушку, одетую в дворянском стиле начала прошлого века, с неизменной брошью на очередной шикарной блузке. Они чинно пили хороший английский чай и обсуждали не очень нравившуюся им обеим невестку:
- Она совершенно неправильно воспитывает мальчика, - говорила мать. – Ни в коем случае нельзя потакать всем его прихотям.
- Что ты хочешь от неё, мама? Ты посмотри, во что она одета! Разве можно так безвкусно одеваться?
Бабка Анисья и Кошачий Бог
Бабка Анисья вдовела уже седьмой год и, чего греха таить, вдовела с удовольствием. Тяжёлый человек был Степан Николаевич, можно сказать, душный: при нём даже дышать тяжко было, как-то воздуха не хватало что ли... И всё-то ему было не так. То блины недосолила, то пересластила, то рассаду рано открыла, то картошку запоздала сажать, то цыплят не тех купила. А вот умер легко: выпил за обедом свой стаканчик, крякнул и преставился.
После того, как деда не стало, у бабки Анисьи вдруг образовался досуг. Она распродала скотину, сократила огороды, разбила вокруг дома цветнички, высадила для синичек подсолнухи и, наконец, стала заниматься тем, что хорошо знала с малолетства от матери и от бабушки и к чему имела склонность - собирательством целебных трав. Под потолком теперь сушились мята, зверобой, душица, мелисса, чистотел, пижма, таволга и много чего ещё, и в доме приятно и успокоительно пахло летом и лесом. Она выкинула всю посуду, у которой имелись сколы или трещинки, распаковала весёленький чайный сервиз, подаренный ей детьми ещё на пятидесятилетие, застелила стол новой скатертью и стала принимать гостей, своих деревенских подружек. Они пили травяной чай с какой-нибудь домашней выпечкой, обсуждали местные новости, сериалы, политику и даже спорт.
Если в деревне кто прибаливал, шли к бабке Анисье. Она составляла нужный сбор или отливала в бутылочку настойку, подробно объясняя, как пользоваться средством. В благодарность ей несли то баночку мёда, то кусок свининки, то пяток яиц, то какие-нибудь городские гостинцы. Бабка Анисья отнекивалась, но потом, после уговоров, всё-таки брала, чтобы не обидеть.
К ней стали чаще ездить сын и дочь, с внуками, и тоже привозили гостинцы. Иногда даже оставались с ночёвкой. А чего бы не оставаться? Дом-то большой, тихо, воздух упоительный...
Так она и прожила эти шесть лет в приятных заботах и трудах, в миру и в ладу с собой, природой и людьми.
Случилось всё на седьмой май её вдовства. Дождалась бабка Анисья хорошей погоды, взяла пару корзин и отправилась собирать подорожник. У неё уже давно были свои места для каждого растения, но в этот раз её почему-то захотелось перемены какой-то, чего-то нового, хотя что может быть нового в деревенских окрестностях для старожила... И всё-таки она пошла в другую сторону, и не пожалела. В одном из овражков она обнаружила и взяла на заметку заросли чистотела, который был в её деле просто незаменим, и неподалёку лесную малину, тоже в изрядном количестве. День был замечательный, солнечный, но не очень жаркий. Она быстро набрала полные корзины листьев и уже двигалась по направлению к дому, когда услышала со стороны деревни то ли стрельбу, то ли приглушённые взрывы. Бабка Анисья прибавила шагу, проскочила овражек с чистотелом и малиной, деревенскую свалку и выскочила прямиком к пруду. Поднимаясь по зелёному косогору, к дому Терещенковых двигалась, галдя, хохоча и матерясь, ватага подростков, возглавляемая тремя терещенковскими обалдуями - Лёшкой, Колькой и Сашкой. На бережку, прямо у воды дымились остатки костерка. Бабка Анисья сокрушённо покачала головой: Манька Терещенко, кожа да кости, убивается на огородах да со скотиной, а эти три лоботряса маются от безделья... Эха... Что за жизнь... И тут краем глаза заметила в воде какое-то шевеление - то ли рыба от взрыва всплыла, то ли ласточка в погоне за мошкарой в воду упала и выплыть не может...