- Спасибо, но я уже сейчас ухожу.
Гость выпил молоко, облизнул губы и сказал:
- Значит так, баб Анисья, собственно, зачем я пришёл… В благодарность за спасённую тварь Божию вы награждаетесь исполнением одного любого вашего желания.
Бабка Анисья, уже поверившая в реальность происходящего, мысленно заметалась. Конечно, лично ей хотелось бы и того, и этого, в общем, много чего, а тут вспомнилось, что и у детей её проблем всяческих возок… Она в растерянности посмотрела в глаза гостю и только тут заметила, что они у него жёлтые, а зрачки вертикальные, и от удивления разом растеряла все мысли. Кошачий Бог усмехнулся.
- Знаете что, вы тут подумайте хорошенько. Всё-таки исполнение желания – вещь серьёзная. А я к вам в полнолуние приду исполнять. Если не возражаете.
- Да-да, спасибо, я подумаю… Спасибо вам…
- Ну, вот и договорились. Что же, тогда я пошёл.
- Ну, с Богом. Идите… С Богом…
Гость был уже в дверях, когда бабка Анисья крикнула ему вслед:
- А наш Стакан, кот наш, тоже был послан?
- Тоже, - улыбнулся гость. – Помните, он на ноябрьские разошёлся и разбил бутыль свата с вишнёвкой? Так она у него, у свата вашего, три года с косточками простояла. Сам пить боялся, а выбросить было жалко… Кто не умер бы, тот бы ослеп. Вот так-то.
Гость приветственно махнул рукой и вышел в темноту.
Бабка Анисья вспомнила, как давным-давно принесла домой подброшенного в электричку котёнка. Степан Николаевич очень тогда ругался и был против кота. Всё говорил, что ему теперь по стакану молока почём зря каждый день давать придётся. Но бабка Анисья тогда отстояла котика, и так он и стал зваться: Стакан да Стакан…
Остаток ночи бабка Анисья провела беспокойно. Она то ложилась и вроде бы даже начинала дремать, то вдруг просыпалась, и тогда разные мысли начинали плавать в её сознании: и страшная участь Терещенковых, и фантастическая возможность исполнения желания, и собственное умопомешательство, и вероятная продажа души дьяволу… И всё это то натыкалось друг на друга, то переплеталось, то расходилось в разные стороны и мешало сосредоточиться.
В шесть утра сон слетел окончательно. Она встала, полистала почти уже уполовиненный отрывной календарь на текущий год и, наконец, нашла то, что искала: полнолуние будет через четыре дня. Потом она установила очерёдность проблем и принялась их обдумывать.
Перво-наперво она решила для себя, что всё-таки с ума не сошла. Об этом свидетельствовали уже подсохшие грязные следы мужских сапог огромного размера на полу.
По части дьявола – тоже вряд ли. Он же не просил взамен исполнения желания продать душу, а даже совсем наоборот…
Теперь Терещенки. К ним она пойдёт часиков в одиннадцать, чтобы уже все утренние дела были переделаны, и чтобы можно было спокойно поговорить и невзначай перейти к новогодней теме, а также выспросить их о состоянии печи и аккуратно намекнуть на грозящую опасность.
Дальше шло самое приятное – исполнение желания. Желаний было много, а выбрать нужно было только одно. «Конечно, - думала она, - и холодильник новый купить пора, и нижний венец поменять, и шифер бы заменить на что-нибудь полегче, сейчас каких только материалов нет, были бы только деньги! Может, денег много пожелать? Чтобы на всё хватило? И сыну на квартиру, и дочке на то, на сё, ну, там, зубы сделать… А то и ладная, и красивая, да сколол ей передние зубы муж по пьяни, и сам же теперь щербатой называет… Дааа… Деньги – хорошо. Вот только страшно, как бы сына-то с квартирой не обманули. Уж очень он простоват… Да и тёща, та ещё штучка… отберёт под каким-нибудь предлогом да и не отдаст… Господи, а где же я хранить-то их буду? Надо бы место определить, а то узнает кто, придёт и ограбит… да убьёт ещё… Или сына, не дай Бог… Вот тебе и деньги…»
В трудных размышлениях бабка Анисья дотянула до одиннадцати и, прихватив Мурзика, отправилась к Терещенковым, по дороге снова и снова обдумывая, что и как сказать.
Худющая Манька сидела на кухне за уже убранным столом, отдыхала. На другом конце стола пятилетняя Оксанка с куклой и ворохом разноцветных крошечных лоскутиков, как взрослая, ловко орудуя иголкой, шила лоскутное одеяльце. В намытой зале, шепчась, хихикая и толкая друг друга локтями, что-то мастерили трое старшеньких – Алёшка, Колька и Сашка. Бабка Анисья ещё раз глянула на тонюсенькие ручки Оксанки, сердце её сжалось, она открыла рот и – откуда взялось-то? – громовым голосом, чеканя каждое слова, скомандовала: