Продавщица пристально следила за мной орлиным взором, пока я ходила между полупустых полок. Ее критический взгляд нельзя было истолковать превратно. Она меня узнала. Я поняла это и, неловкими движениями сложив покупки в корзинку, решила побыстрее уйти. Прошла к прилавку, чтобы заплатить, выложила покупки, не глядя ей в глаза. Она пробила мои товары, не изменившись в лице. Руки и кожа в морщинах, опущенные уголки рта, вот такой она была, думала я с облегчением по пути домой, я тут ни при чем, это у нее такое отношение к жизни.
Прошумев на узких шинах с корзинкой покупок за спиной мимо фьорда и влажного, мерцающего черного склона горы по правую руку, уворачиваясь от проезжающих машин, я выехала на крутую дорожку из гравия и поставила велосипед к дровнику. Прошуршала через дворик ко входу. Что-то здесь было не так: супружеская пара жила тут, не ухаживая за садом, без машины, он целыми днями сидит в своем кабинете. Жена уехала. Я поставила свои покупки и принялась готовить ужин.
Пошевелиться было невозможно. Тело тяжелое, как чугунные ворота, ничего не гнется. Сначала я долго лежала, уставившись на сучки на потолке, пока наконец не смогла перевернуться на матрасе и скатиться на пол. Дура. Когда я последний раз занималась физической работой? Никогда. Пока мне не пришло в голову часами чесать граблями траву и мотыжить тяжелую землю.
Уродливо переваливаясь между обеденным столом и кухней, я подала ему завтрак. Мне было стыдно, я знала, что мои неуклюжие движения раздражают его. Наливая ему кофе, я издала тяжелый стон, и трудно было сказать, кому из нас было тягостнее.
– Переработала вчера в саду, – осторожно произнесла я извиняющимся тоном.
Он покашлял и вместо ответа посмотрел мимо меня.
Потом он прошел к себе в комнату, не сказав ни слова. Когда я осталась одна пить горький кофе, настроение у меня упало. Я была так горда, когда работала в саду накануне, очистила все поле от мертвой травы, в надежде, что он увидит меня из своего окна. Спина просто одеревенела.
На следующий день все стало еще хуже, мучения приносил каждый шаг. Весь день я старалась не садиться, потому что не знала, смогу ли потом снова подняться на ноги. Мой садоводческий энтузиазм продлился всего один день. Так всегда было. Я берусь за что-то с огромным рвением и никогда не доделываю до конца. Нет у меня терпения, воли добиться результата. Я так надеялась, что именно это во мне изменится – воля, дисциплина. Но для выработки воли нужна именно воля. Мне нужно стать серьезнее, обрести характер. Сейчас или никогда. Здесь у меня было все, что нужно: уединенность, свободные дни, обязанностей мало и они просты и понятны, я была свободна от чужих взглядов и разговоров, и у меня был целый сад только для себя.
Вечером седьмого дня, когда я поставила перед ним поднос с кофе и коньяком и собиралась отойти, он остановил меня движением руки. Был вторник, я готовила ему обеды уже неделю, и идеи истощались. Сегодня – курица с эстрагоном. Понедельник – котлеты из сайды с жареным луком. Воскресенье – стейк из телятины. Суббота – стейк из говядины. Пятница – жареная форель с салатом из огурцов. Четверг – вареные сосиски с белым соусом. Среда – вареная треска.
– Аллис.
Он произнес мое имя в первый раз.
– Да?
– Возьмите себе чашку и присядьте.
Я сделала, как он сказал. Он налил кофе в мою тоненькую фарфоровую чашку.
– Прошла неделя, как вы здесь, – сказал он, посмотрев вниз на край стола.
Я ничего не ответила.
– Вам нравится здесь? – спросил он, подняв глаза.
– Да.
– Вы могли бы побыть здесь еще какое-то время?
– Да, конечно. Спасибо.
– Вы получите первую зарплату, когда пройдет месяц. Это вас устроит?
Я кивнула.
– У вас есть вопросы?
Я немного помедлила.
– Как долго здесь будет для меня работа?
– Пока моя жена в отъезде, мне будет нужна помощь по дому и по саду. Всю весну и все лето, до начала осени.
– Мне это подходит.
Он плеснул коньяка в мой маленький бокал. И поднес свой к моему.
– Тогда выпьем за это.
Я подняла бокал и, не раздумывая, чокнулась с ним с почти неслышным звоном. Я покраснела, и мы посидели молча. Он не выказал желания продолжить разговор и сидел, нахмурив лоб под темной челкой. Я выпила свой кофе и коньяк и, не дожидаясь его ухода, встала из-за стола и начала мыть посуду. Я услышала, как он отодвинул свой стул и исчез в комнате, пока я заливала водой сервиз. Я похолодела при мысли о том, что все было решено, я остаюсь здесь, но в то же время разгорячилась: у меня есть где жить, не нужно возвращаться, можно мирно жить тут.