Ну а потом вышел кто-то пышно одетый… Вор, правда, видел только богато украшенные туфли и край раззолоченного одеяния, так его согнули, заломив руки за спину. Вышло, словно он сам поклонился.
— Пускай притворные слезы этого мерзавца не обманывают вас, господин, — прошелестел кто-то рядом с вельможей.
Слезы были вовсе не притворными: глаза отвыкли от света, а солнце с утра рассиялось, как нарочно. Но не объяснять же? Лучше уж помалкивать…
— Говорят, ты можешь украсть даже луну с неба, — голос у вельможи оказался негромким, невыразительным. — Лгут?
— Луну не могу, — собственный голос показался Вору чужим. — Далековато до неба, никакой лестницы не хватит, а веревку зацепить не за что. Вот за месяц разве что? Если серпик взять, так он потом тут подрастет, верно? Но если я его возьму, как буду спускаться? Высоко падать-то, расшибусь!
— Он еще и шутит! — возмутился тот, шелестящий. Вор видел его ноги: туфли были куда скромнее вельможных, одежда тоже.
— Это хорошо, — обрезал господин. — Значит, дух в нем жив, живо и стремление к свободе.
— Еще как живо… — пробормотал один из стражников, настрадавшийся от Вора и его проделок больше остальных.
— Ну-ка, поставьте его прямо. Хочу посмотреть ему в глаза, — приказал вельможа, и Вора выпрямили. Солнце ударило в лицо с новой силой, и он сощурился. — Ну-ну… Погляди-ка на меня.
Откуда-то упала тень, и Вор сумел проморгаться и даже вытереть мокрое лицо плечом.
— Да, человек с такими глазами никогда не остановится, в какую клетку его ни посади… — непонятно произнес вельможа.
Вор никак не мог разобрать его лица, хотя всегда схватывал черты мгновенно. А это… это было блеклым, словно на старом портрете.
— Но это опасно, господин, — пробормотал помощник или кто он там. — Он ведь может натворить такое…
— Помолчи пока. А ты, висельник… — вельможа шагнул ближе. Он был очень высоким, а сам Вор никогда коротышкой не считался, вовсе даже наоборот. — На что ты готов ради свободы?
— Н-не понимаю вас, господин, — выговорил тот. Наставник всегда твердил: не соглашайся сразу, неизвестно, что за дрянь тебе приготовили!
— Я спрашиваю: что ты готов сделать ради свободы?
— Убивать не буду, — сказал Вор. Соврал, конечно: доводилось ему резать глотки, но не по заказу, а… просто так вышло.
— И не придется, убийц у нас хватает получше тебя. А вот тех, кто способен добыть нечто редкое и не наследить…
— Неужто красный алмаз с шапки Великого Ургэ? — ляпнул Вор первую глупость, что пришла в голову.
В самом деле, кто отправит его к кочевникам? Он ни лицом не похож, ни языка не знает, да и поди подберись к Великому… У них обычаи совсем другие, не угадаешь, как встрянешь. Дипломаты — и те ужами на сковороде вертятся, а они ученые, не то что Вор!
— Нет, кое-что попроще, — едва заметно улыбнулся вельможа, и стало ясно, что он далеко не так молод, как кажется: слишком глубокие складки пролегли от носа ко рту, а под глазами собралась сетка морщин. Как на картине, снова подумал Вор. На них краска трескается от старости. — И не в дальних краях, а в тех, что хорошо тебе известны.
Вор выдохнул с облегчением: наполовину притворно, наполовину искренне.
— Добудешь, что скажу — получишь свободу… и, возможно, порядочно денег. Но с условием: чтобы никто никогда тебя не видел ни здесь, ни в окрестностях. Отправишься за пролив, не пропадешь и там.
— Это понятно, господин, — сглотнул Вор. — Имя поменять — что рубашку, новую жизнь придумать — тоже. Не первый раз, поди. А за проливом… устроюсь. Только вы скажите, что нужно украсть?
Вельможа улыбнулся и сделал знак стражникам отпустить Вора. Взял его за цепь на шее, как собаку и повел за собой. Помощник семенил следом.
«Ну это понятно, не при страже ведь говорить о… всяком», — подумал тогда Вор. А еще подумал, что его босые пятки пачкают роскошный ковер, на который он ступил.
— И ты поди вон, — приказал вельможа помощнику, а тот беспрекословно исчез, будто не было. — Теперь нас никто не услышит, вор. Имени моего тебе знать не нужно, а твое мне тем более без надобности: уверен, оно фальшивое. Сомневаюсь, будто ты сам знаешь, как тебя нарекли родители.