— Весь прижухлый.
— А репа?
— Чем-то покрылась.
— А капуста?
— Вся размахрилась.
— А капуста цветная?
— Уж и не знаю, что с ней поделаю: не цветная, а черно-белая.
— Что же мне взять?
— А ничего не берите —
Идите, идите, идите
Если у нас ничего не укупите —
благодарить потом еще будете.
Есть во всем этом что-то стабильное, привычное. Мы живем в нормальных экстремальных условиях.
Вспоминается старый анекдот: как люди разных национальностей написали бы о слонах. Наш человек сочинил бы исследование под названием: «Россия — родина слонов». Это стало иронической поговоркой. Во всем мы должны были оказываться самыми — первыми, лучшими и т. д. Сейчас времена переменились. И, может быть, тот же гражданин придумал бы совсем другое название: «Россия — родина дефицита».
А теперь обратимся к нашему сельскому хозяйству, которое по идее призвано делать пустые прилавки полными. Есть люди, о которых говорят: человек трудной судьбы. Это называется эвфемизм — смягченное выражение вместо прямого, резкого, точного Человека схватили, допрашивали мордовачи, он отсидел срок, был на каторге, вышел на волю еле живой: «человек трудной судьбы». В траурном сообщении об А. Д. Сахарове я по радио услышал: «В трудных условиях он продолжал работать». Не в ссылке, а в «трудных условиях». До чего же мы деликатны!
Так вот сельское хозяйство наше можно сравнить с «человеком труд ной судьбы». Сначала — Декрет о земле. Затем — продразверстка. Сталинская коллективизация. За ней — голод. Потом — неутомимая борьба против приусадебных участков. То против крупного рогатого скота, то против мелкой птицы (курам на смех).
Все это можно выразить одним словом, несуразным, но точным — многолетняя заруковоженность сельского хозяйства. Менялись вожди, вожаки, возницы, но вожжа из рук не выпускалась.
Я иногда думаю: а что, если взять да издать объемистый, крупноформатный том всех постановлений по сельскому хозяйству с 1917 по 1990 год? Многие из этих постановлений назывались «За дальнейший подъем сельского хозяйства». За дальнейший — как будто до этого уже был подъем, а теперь его надо лишь увеличить. Ходило даже шутливое выражение: «За еще более дальнейший подъем».
История нашего сельского хозяйства — история не «подъемов», а всяческих спадов, падений и падежа. Перефразируя Блока, можно сказать: «И вечный сбой! Покой нам только снится…»
Единый свод постановлений по сельскому хозяйству был бы не пустой тратой бумаги. Это была бы захватывающая книга. Здесь бы встретились юмор и экономика. Юмор протянул бы свои руки, а экономика, болезная, протянула бы ноги.
Эта книга была бы памятником вконец заруковоженного сельского хозяйства. Официальным портретом, ничего общего не имеющим с действительным.
Одна из самых губительных особенностей нашей жизни при Сталине, вернее, под Сталиным, состояла в том, что существовали две действительности. Как бы независимые друг от друга. Одна — реальная, то, что есть на самом деле. Вторая — официальная, если так можно сказать, долженствующая быть. Первая — настораживала, казалась подозрительной, крамольной, подлежащей переделке, перекройке — до основания, а затем… Вторая спускалась сверху — как будто свыше, насаждалась, заслоняла своей бутафорской фасадностью то, что есть. Вот уж действительно два мира, две системы. Мир деревень и — мир потемкинских деревень.
Руководитель сталинского типа, да и не только сталинского, а и более позднего времени, до наших дней включительно, — такой руководитель смотрит на все, что есть, бдительным взглядом: что тут не так, что надо в корне изменить? Щедринский Угрюм-Бурчеев пытался «унять» реку — наши сегодняшние угрюм-бурчеевы захотели повернуть реки вспять. Было сказочное озеро Севан — нельзя ли его «нересеванить»? Эта мания быть творцом новой действительности, напрочь отбрасывая старую, ко всякой проблеме подходить круто, бесповоротно, обязательно революционно, глубоко раскрыта Булгаковым а из писателей наших дней — Фазилем Искандером, автором повести «Созвездие Козлотура». Речь идет об особо устойчивой, стабильно маниакальной психологии. Есть, допустим, козел, и есть тур — а нельзя ли их скрестить и вывести новую породу?
Нормальное развитие, постепенный рост только раздражают таких козлотурщиков. Не случайно ходовым словом стало не рост, а наращивание. Раньше говорили, например: наращивание вооружений. А затем стали это слово применять ко всему: наращивать качество, наращивать культуру и т. д. Скоро, наверное, и трава не будет сама расти — ее будут наращивать.