— Красное вино, розмарин, масло и соль? — сразу же определил больной.
— Ты очень многое знаешь, — сказал сэр Бертран.
— Немудрено… — загадочно хмыкнул Леонтий.
— Ты, вероятно, учился где-нибудь?
— Вся наша жизнь — это урок и наука, — отвечал ему Телле.
Они кружком восседали у главного костра, что был разведён неподалёку у шатра командора. Спустилась ночь, и сквозь дымку тумана просвечивали звёзды.
Оруженосцы и слуги размещались у костров вокруг. Безмолвные воины короля Эдгара окружали лагерь, на стволах их деревьев играли отблески огня.
— Говорили мне, — задумчиво молвил Пик, — что в древности эти два слова означали наказание. Мол, будет тебе урок, будет тебе наука!
— Можно и так, — сказал Телле.
— А я слыхал, — в тон им сказал Леонтий, — что само слово "человек" означает того, кто весь век учится. И учиться — его основная обязанность, поскольку ТАМ он обязан будет отчитаться перед Всевышним в первую очередь именно за это.
— За то, что он изучил или за то, что представлял себе? — решила уточнить Исидора.
— Там узнаем, — усмехнулся писатель.
— А скажи-ка мне, Телле, — начал свой вопрос де Борн. — Как ты полагаешь, учёный человек, правильно ли, верно ли я провожу науку свою?
— Конечно же неправильно! Конечно же, неверно, сэр рыцарь! — оживился тот. — Но в этом весь смысл!
— Какой же смысл может быть в бессмысленности?
— На вопрос этот отвечу тебе вопросом. Ребёнок — он осмысливает что творит и что делает?
— Смотря какого возраста ребёнок…
— Так вот, по моему скромному мнению, для Бога — все мы самые ранние дети. Но разве отец и мать откажутся от своего дитяти лишь только потому что он, по неразумению своему, проказничает или делает разные глупости?
— Был у меня в детстве такой случай, и я его запомнил. Я… мне было года четыре, не больше… мы тогда проживали в этом самом замке, в Аутафорте… заинтересовался как-то огнём в очаге. Меня привлекал и манил этот огонь, быть может, во мне говорила сама судьба моя, ибо жизнь моя проходит в огне… Я, по недоразумению, совал и совал в него руку. Мать моя всячески старалась, чтобы я этого не делал… ну как же, обожжётся дитятко! А отец мой, Итье, однажды застав такую сцену, вдруг схватил мою руку, да как сунет в самый огонь! Я, конечно, обжёгся, вырвал ручонку свою, заплакал! Мать была в ужасе от поступка отца… Но! Зато, познав что есть огонь, я больше никогда его не искушал и её не мучил… Наверное, Бог с каждым из нас творит то же самое?
— Всё узнать и познать… — сказал Тинч. — Всё увидеть и познать. И обжечься, и понять природу вещей…
— Наверное, ты прав и ответил верно на вопрос, — подвёл итог Телле. — Правда, на мой взгляд, всё ещё далеко не так просто…
— Например, ты, сэр Бертран (а ты истинный сэр Бертран де Борн, и теперь я в этом готов поклясться!)… Вот, познал ты всю горечь войны, и видел и смерть, и лишения, и всю несправедливость победителей, и всё горе побеждённых, ты был как гладиатор на арене, за которым наблюдают, попивая вино, высокопоставленные зрители, и делают ставки на тебя, и вращают деньги, которые тебе и не снились… Ты прошёл эту… как мне сейчас подскажет сэр Линтул…
— "Горячую точку", — откликнулся Леонтий.
— Да… И вот, ты, разочаровавшись в смысле этой бойни, бежишь назад, на родину. Ты надеешься, что там… вернее, здесь, всё осталось как было. Ты гонишься за своим прошлым, но его давно нет. Тебя ожидает разочарование, ибо в одну воду…
— …два раза не входят, — продолжил Тинч. — Как сказал Гер Оклит.
— Гераклит, — мягко поправил его Телле.
— А в действительности, откуда ты набрался такой премудрости? — спросил Леонтий.
— Мало ли откуда… Дело не в этом. Вы гонитесь за Чашей Надежды, а она, быть может, давно с вами. Вам необходим предлог, вам необходим символ, вы желаете пощупать огонь, хотя внутренне давно с ним знакомы…
— Если это Святой Грааль, — вмешался в его речения сэр Бертран, — то где он способен пребывать? В Лангедоке, у катаров?
— Это вряд ли, — сказал Леонтий. — Возможно, чаша эта и пребывала там в начале времён, но сейчас сам Бог бежит из Лангедока…
— В Англии, в аббатстве Гластонберри?
— Далековато. Есть такая легенда, правда, но вряд ли святой Иосиф Аримафейский вздумал потащить её так далеко из мест Обетованных…
— Может быть, у тамплиеров? — предположила Исидора.
— Вот это может быть. Правда, если судить по их делам… Грааль не может пребывать в столь нечестных и жаждущих богатства и власти руках…
— Лимож изрыт подземными ходами, — вспомнил рыцарь. — Я слыхал об этом. Может быть, имеет смысл заглянуть туда? Говорили, что в них когда-то скрывались первые христиане, а ныне проводят свои потайные обряды рыцари Храма… за что их порицает Папа Римский…