— Интересно услышать такие слова от моего оруженосца.
— Хорошо, — вмешался Тинч. — Ежели вам, сэр рыцарь, это кажется предосудительным, то отдайте Леонтию свои сапоги и надевайте его сандалии. И усаживайтесь на коня. И, в конце концов, оруженосцами вы назначили нас сами. Мы к вам официально не нанимались. Хотите, следуйте на свой турнир, деритесь за ту, которую никогда не видели, враждуйте с королём и сочиняйте песни для самого себя.
— Всякого другого на твоём месте я изрубил бы в куски, — проворчал рыцарь.
Тинч кивнул согласно:
— Да. Всякого другого. Но не меня, во всяком случае. А то, что вы смеете повышать голос на человека, старшего вас по возрасту и вдобавок начисто стёршего ноги в свой обуви, недостойно истинного рыцаря. Скажите, вас так мучает вопрос — а не трус ли вы?
— Я не трус! Тинч! Я сражался и был три раза ранен под стенами Ашкелона! Я видел смерть каждый день и каждый час! На моих глазах умирали тысячи людей, и тысячи раз мог погибнуть я сам!
— Ты говоришь это мне или себе?
— Ч-чёрт! Упрямый тагркоссец!
— Да, на меня где сядешь, там и слезешь. Как и на тебя. И всё же?
— Ну да, ладно! Только ради того, чтобы нам не рассориться окончательно. Вчера я показал себя трусом. Признаю это. Ты доволен?
— А ты?
— Да будет вам препираться! — сказал мудрый Леонтий. И прибавил:
— По-моему, за нами кто-то следит. Я слышал шуршание в кустах.
— Это, наверное, моя вчерашняя возлюбленная, — проворчал де Борн.
— С двух сторон одновременно?.. Поглядите-ка, что это там, на дороге?
Впереди показался перекрёсток. Ровно посередине пересечения двух тропинок (или дорог? лесные дороги — всегда тропинки) возвышался толстый пень, на верхушке которого кем-то и когда-то было закреплено старое тележное колесо.
Глава 5 — Псоглавцы и крысокоты
Я, который был на своём добром коне, опустил кремень у своей аркебузы; обернувшись к товарищам я сказал: "Первым я убиваю этого; а вы, остальные, исполняйте ваш долг, потому что это — подорожные убийцы, и ухватились за этот маленький случай только для того, чтобы нас убить".
1
К подножию пня были прикручены толстой верёвкой рыцарские доспехи. Здесь были и налокотники, и наколенники, и самая главная драгоценность — кольчуга, и родовой щит де Борнов с изображением вставшего на задние лапы медведя с дубовыми листьями, и огромное копьё, и ещё мешки, и ещё чьи-то пожитки…
— О Господи, да это же мой боевой доспех! И, наверняка, вещи моих оруженосцев! — воскликнул де Борн.
— Осторожнее, сэр рыцарь, быть может, это…
— …ловушка… — не успел досказать Тинч, но сэр Бертран, отпустив повод Караташа, бежал вниз по склону.
В тот же миг огромная сеть накрыла его сверху, а из кустов с торжествующим воем, потрясая ножами и дубинами, полезли клыкастые, покрытые шерстью существа. Оскаленные пёсьи морды были у них, а грудь каждого украшал белый грязный нагрудник с чёрным крестом.
Другая такая же сеть накрыла одновременно и Леонтия верхом на коне, и Тинча. Правда, Тинч ухитрился быстро выпутаться и даже от души угостил ударом по голове одного из нападавших, отчего тот с воем покатился по земле. Но от удара свежесрубленный посох тут же разломился пополам.
— Аоуы! Вай-яу! — закричал Тинч, держа в одной руке нож, в другой — острый отщеп от переломившегося посоха. — Ий-яау!
Это был крик, направленный на то, чтобы привести противника в замешательство. И действительно, удивлённые псоглавцы на время приостановились, оглядываясь друг на друга, что дало возможность и рыцарю освободиться из сетей и выхватить из ножен меч.
— Да поможешь мне ты, Исидора-Сервента-Спада! — вскрикнул он, принимая боевую стойку.
Замешательство продлилось недолго, и новые тяжёлые сети повергли наземь и коня с Леонтием, и Тинча, и де Борна. Нападавшие теперь не спешили, полностью уверенные в своём превосходстве. Они были среднего человеческого роста, их было не менее двух десятков и они подходили неторопливо, перекидывая из руки в руку свои окованные шипами дубины. Вот один из них занёс свою дубину над Тинчем, пытавшимся разрезать ножом тугие путы сети.
— Р-рга! — удовлетворенно произнёс он, оскалившись и дыша прогорклым запахом спёкшейся крови.
И в это время тонко-тонко, призывно заржал Караташ: