К моему очередному удивлению, шатёр его не был ни изукрашен, ни как-то особенно заметен среди остальных.
Внутри, за невысоким столом сидел человек в простой одежде. Выцветшая на солнце светло-зелёная чалма… Изогнутый нож в серебрёных ножнах у пояса… Борода с проседью… сколько ему может быть лет? На Востоке люди взрослеют и стареют быстро…
На столе перед ним стояло большое плетёное блюдо, в котором горой возлежали чёрный и белый крупный виноград, сочные, с кулак, золотистые груши, ароматные ломтики дыни, перезрелые персики… В начале лета?..
Сарацин полосовал персик маленьким тёмным лезвием с изображением серпа луны, неторопливо положил в рот одну из ароматных долек, пожевал, добавил несколько крупных виноградин, зажмурился от удовольствия… — ай, как вкусно! Потом, сплюнув в кулак косточки от винограда, высыпал их в блюдце, тщательно вытер ладонь полотенцем и внимательными, тёмно-серыми глазами поглядел на меня.
— Светлейший султан ожидает твоей речи! — на ломаном французском подсказали мне сзади.
Я прокашлялся от дорожной пыли, сдвинул на затылок пропотевший капюшон, поклонился. Затем, вначале известными мне словами на сарацинском наречии, потом, для верности, ещё раз, на своём языке, изложил суть своей миссии.
Я ожидал какого угодно ответа. Внутренне мне был глубоко безразличен король Гвидо, что столь бесславно проиграл сражение у Двух Рогов[9], что повлекло за собою захват врагом Иерусалима. И лишь ощущение ответственности моей миссии настраивало меня на особенно торжественный лад.
Пристальный взгляд Саладина пробежал по моему лицу, по взлохмаченным волосам, прилипшим к потному лбу. Спустился к груди, к кресту. Остановился на рукояти меча…
— Омойте гостю ноги, — приказал он негромко.
И, как только приказ его исполнили в точности (я удивился, что в тазик с водой добавили горсть неоткуда взявшегося снега!), он позвал меня вновь. Его губы насмешливо, как показалось мне вначале, искривились, и он спросил:
— Наверное, ты голоден, молодой воин?.. Ещё ты хочешь пить… — прибавил он утвердительно, почти без акцента выговаривая слова моего родного языка.
— Присядь же за этот стол и отдай должное замечательным фруктам, которые и пища, и питьё, и — предлог к поистине дружеской беседе на равных. Хочешь персик или виноград? А вот, смотри, это очень вкусно, это называется мушмула. У вас в Европе растёт мушмула?.. А вот ещё, смотри, — подвинул он тарелку — это очень вкусный белый сыр, и хлеб, его испекли только сегодня, угощайся, гость!
— Как, ты говоришь, тебя зовут, сынок? — спросил он, когда я, поклонившись, без лишних слов (а делать было нечего, пришлось принимать приглашение), присел напротив него на низенький трёхногий табурет.
Я представился ещё раз, и он по слогам повторил моё имя:
— Бер-тар-ан де Бор-ран… Да. Так ты — тот самый молодой крестоносец, что поёт ночами в одиночестве?
Я нечаянно проглотил ягоду винограда вместе с косточками.
А он, с прежнею усмешкой, на меня смотрел.
— Король Гвидо… — снова начал было я, но он, прислушавшись к звуку голоса, прервал меня:
— Ага… Значит, это всё-таки был ты!.. Де Бор-ран… — сказал он, отстраняясь и показывая зубы. — Прошедшей ночью я мог коснуться тебя рукой, сэр Бер-тар-ран! Охрана ваша никуда не годится. Твои соплеменники спят и видят сны, и их не будят даже песнопения о далёкой родине и златокудрых девах… как там?.. что скачут на конях и терзают сердца неустрашимых воинов, не так ли?
Я не нашёлся что ответить.
— И этот букетик цветов, что ты несёшь сквозь кровь и гарь войны… он, конечно же, сейчас с тобой. И даже погибая, ты будешь призывать не только имя своего Бога, но и повторять неустанно её имя. Не так ли?
Теперь мне почему-то было не страшно, а интересно. И всё-таки я повторил:
— Король Гвидо…
— Опять ты с этим Гвидой! — поморщился он. — Дался тебе этот Гвида! Да ты не волнуйся, я пальцем не тронул твою Гвиду… Мне радостно, что ко мне приехал ты, молодой слагатель песен! Сейчас я хочу беседовать с ТОБОЙ…
Я и страшился этого человека, и восхищался им. Он что, желает, чтобы я перед ним пел? Призрак Рено де Шатильона стоял перед моими глазами… Кисть винограда понемногу таяла в пальцах.
Он подал полотенце:
— Скажи, а вот что, если бы твоей возлюбленной… как её… Гви-скар-де Бургундской, да… какой-нибудь негодяй нанёс оскорбление? Ударил бы её по щеке, сорвал бы кольца с пальцев, выдернул серьги из ушей? Молчишь?
9
В сражении у Двух Рогов (в глубокой ложбине между двух скалистых гряд) сарацины вынудили противника несколько часов (или даже, по иным данным, суток) пребывать на жаре при полном отсутствии воды, из-за чего многие из рыцарей погибли от жажды и перегрева в собственных доспехах. Естественно, баталия закончилась полным разгромом крестоносцев.