Я молчал. Уж что меня сейчас в жизни интересовало меньше всего, так это экономические реформы. Ну, сидят эти знающие ребята у себя в столице, понемногу справляются с делом. Заняться бы и мне своим…
— За прошедшие десять лет в государстве не осталось ни одного бездомного или безработного! Государство берёт на себя главные трудности…
— Но я совершенно не разбираюсь в этих твоих экономиках!
— Ладно. Тогда другая тема. Журнал читают многие, в том числе женщины. Напиши о том, что женщина, растящая ребёнка, отныне приравнивается к работнику государственной службы, и ей положена соответствующая оплата труда. Напиши, что создание новой семьи приветствуется государством, а если кто бездетен — государство оплачивает воспитание и уход за ребёнком, взятым из детского дома… Напиши, что…
— Хэбруд! Ты отлично знаешь, что лично у меня семьи нет. Женщина, что растит моего ребёнка, находится далеко, и не желает мне его показывать. Моя возлюбленная Айхо давно вышла замуж за другого. Как я могу писать о том, чего не испытал?
— Ах, Тинчи, Тинчи. Знаете, ВЫ…
Я терпеть не могу, когда Хэбруд называет меня на "вы". Мы знакомы более десяти лет, с тех пор, когда я, ещё пятнадцатилетним мальчишкой впервые попал в "братство художников".
— Ну, "мы"! — не выдержал я.
— Знаете, вы… — он ещё потянул эту паузу, наслаждаясь моей реакцией. — Вы… как я понимаю, в принципе, не против что-либо написать? Несмотря на то, что ты, как и я — не писака, а художник?
Тут он меня поймал! О великий Хэбри!..
— И совершенно нечего так упрямиться! — продолжал он. — Не бойся, я не хочу загрузить тебя написанием материала о паровых двигателях или реформах в области образования.
И замолчал, глядя сквозь очки. В стеклах очков его глаза казались огромными и безжизненными как у гигантского спрута.
Ладно уж, добивай…
— Есть одно дело. Есть интереснейшая тема, подступиться к которой сумеет далеко не каждый. А именно… я тебе намекаю-намекаю… События… Десятилетней… Давности.
Он произнёс эти слова чётко, раздельно, роняя их передо мной как гири.
— Что на это скажет твой оракул?
Я достал чётки.
Для тех, кто, может быть, не знает: это не простые чётки. Они могут быть использованы как оружие. И ещё их можно употребить как гадательный инструмент. Их мне когда-то, десять лет назад, подарил сам Хэбруд.
— Ну-ка, ну-ка…
Я встряхнул чётки меж ладоней и, приплюснув, уложил ему на стол.
— ЭСПЕС! — увидел он это слово, но мне оно было незнакомо.
— На одном из древних языков это слово означает "Надежда"! — пояснил Хэбруд. — Что ж, это хороший знак…
— Именно ты, — так же чётко продолжил он. — Именно ты пребывал в те дни в самой горловине мясорубки судеб. Ты наблюдал всё. Ты был свидетелем всех тех событий.
— Ну, не всех…
— А ты не скромничай. Ты был одним из заложников, спасая которых высадился на берег Таргрек. Ты хорошо знаком с Гриосом, кавалеристы которого, мстя за своих соплеменников, устроили резню в Коугчаре. Ты видел и тех… Генерала Ремаса, Кураду, Хорбена… невольным убийцей которого ты явился. Ты, хотя бы отчасти, был участником сражения при Урсе. Ты сражался и любил, любил и сражался…
— Ну, так уж и сражался…
— Да, тебе было всего пятнадцать… Но ведь ты не беспамятный, и многое понял и оценил. А то, чего ты не видел, наверняка доскажет тебе отец.
Это был нечестный удар, и он знал об этом.
— Хэбруд! Давай напрямую. Ты хочешь помирить меня с отцом?
Тут он сдёрнул с глаз очки, встал и заходил по комнате.
— Да! И это тоже!
— И мне небезразлично, — продолжал он, — что два неглупых человека, которые к тому же отец и сын, пребывают в каких-то непонятно глупых, несуразных отношениях! А коли так совпало… — вновь нацепил он на нос очки и вновь поглядел на меня взглядом спрута. — Мне бы очень хотелось, чтобы ВЫ… Тинчес Даурадес… немедленно… сегодня же, сейчас же!.. отправлялись в Коугчар и привезли бы мне в скором времени обширнейший материал воспоминаний о тех событиях. Наличие иллюстраций приветствуется! Вам всё понятно?
Так я, спустя двое суток тряски в дилижансе… о Господи, а ведь когда-то мне было так просто и привычно проделать этот путь пешком!.. вновь оказался в Коугчаре.
2
С отцом мы пообщались очень сухо, и я ушёл жить к Тиргону и Кайсти.
Былое наше братство распалось. Йонас резал кожи на Кайратоне. Близнецы Марис и Макарис нанялись в армию. Маленькая Арна — та, что была так похожа на мою Айхо, — удачно вышла замуж и растила второго ребёнка. Ангарайд ходил в море с рыбаками, жившими в посёлке севернее Коугчара и, по слухам, бороздил Такканский залив совместно с моим старым знакомым Таппи… Да и сами друзья мои были более заняты делами дома, нежели могли уделить достаточно времени и внимания случайному гостю.