— Что-то я не понимаю, — говорил рыцарь. — Мы проехали достаточно, но где мост, о котором говорили крысокоты? Что ты думаешь об этом, сэр Тинчес?
— Трудновато строить мост через такую широкую реку. Местность поднимается, сэр Бертран, должны появиться перекаты, а где отмель, там и мост…
Однако, они миновали и подъём, и спустились в долину, и новый подъём, и новый лес, на этот раз заболоченный…
— Не будем спешить, — сказал сэр Бертран. — Пожалеем коней. Да и наших друзей подождать не мешает… что-то я не слышу их разговора. Куда мы, действительно, так спешим? Уф! Вряд ли здесь может быть засада…
С этими словами он расстегнул ремешки, снял шлем, откинул назад колечки капюшона и облегчённо встряхнул своею гордой головой:
— Уф!.. хорошо!.. Правда, комаров здесь тоже хватает… — и чуть было не ударил себя по щеке бронированной рукавицей. — На что хороша была восточная пустыня… Знаешь, сэр Тинчес, я ведь туда, на Восток, не особенно стремился… Послал своего жонглёра Папиоля, передать привет и письмо одному из друзей, а как только он уехал, мне в голову стукнула мысль: рискуешь другими? рискни-ка сам!
— Ты напоминаешь мне одного гордого человека, — сказал Тинч. — Он тоже всю жизнь твердит мне, что ненавидит войну…
— Кто он?
— Будучи в том же возрасте, что и ты, сэр Бертран, он отбил любовницу у своего самого лучшего друга… правда, тот, помимо всего, был женат и имел ребёнка. Потом, поскольку молодая женщина принадлежала общине святого Икавуша, он похитил её из обители, но служители гнались за ними по пятам и всё-таки настигли. Она разродилась посреди мостовой и тем младенцем был я…[12]
— М-да. Интересно и снова трагично… — рыцарь обдумывал услышанное и прикладывал его к тому, о чём узнал вчера. — Так ты полагаешь, что я мог быть… твоим отцом? Вот ещё одна несуразица. Я ведь моложе тебя!
— Ну, не полагаю и не утверждаю, да и внешне вы не похожи… По крайней мере, пока, но мало ли что может твориться в этих странных мирах… И что-то может совсем не походить на ту реальность, к которой мы привыкли дома. Помнится, Хэбруд, мой наставник, говорил…
— Ты о чём?
— Да… Давай подумаем вот как. Леонтий… сэр Леонтий рассказывал мне кое-что из истории. А по этой науке выходит, что ты, например, в своём мире обладал редкостной неуживчивостью характера, перессорился буквально со всеми, и настолько прославился этим, что поэт будущего, Данте Алигьери, в своей трилогии, поместит тебя в восьмой круг ада…
— Я бывал в аду. И вряд ли тот ад, которым пугает церковь, может быть страшнее того, в котором побывал я.
— Не хвались, в ТОМ КРАЮ мы все когда-то побывали… Ничего не знаю, правда, об Исидоре, но — боевой кентавр…
— Скажи, а рай этот Дантэ… или как его там… тоже описал… опишет в стихах?
— Леонтий говорит, что да. И проводником поэта по раю была его возлюбленная дама Беатриче, с которой он при жизни почти не имел случая общаться…
— Не так и глуп был твой Дантэ… или он был столь же глуп, как и я… Эх, где ты, где ты, где ты, моя высокочтимая сеньора Гвискарда… и ревнующая к ней Матильда… а ты, моя безвозвратно потерянная Цимбелина, где ты… виконтесса де Шалэ… или Агнесса де Рошкуар… У всех у вас были свои несомненные достоинства, у всех — недостатки, которые мне приходилось прощать… Взять бы, да и сотворить бы такую женщину, которая вместила бы достоинства их всех…
— М-м-м… Сэр Бертран, а…
— Погоди, не мешай. Может быть, это от свежего воздуха, но у меня в голове созрел интересный замысел…
Они в полном молчании миновали заболоченную полянку — без малейшего следа колёс, копыт или следов человека, всю покрытую широкими листьями неведомых растений, и снова оказались в полутёмной роще, и вновь сухие листья бука захрустели под копытами их коней.
Они не оглядывались, в полной уверенности, что арьергард отряда вскоре их нагонит.
Потому, они и не увидели, как из-под одного из широких листьев осторожно выбралось серовато-розовое, совершенно голое, похожее на заполненный толстый бурдюк, всё в мелких пупырышках существо, размером с шестилетнего ребёнка. Существо отогнуло перепончатой, полупрозрачной лапкой ветку с гроздьями красных ягод и внимательно, изучающее, долго-долго смотрело им вслед…
3
— …Сегодня вы не похожи сами на себя, сеньора Исидора. Признаться, позавчерашним вечером, да и вчера, во время этой схватки вы вели себя совсем иначе…
Леонтий потел и мучился в бронежилете и порою с завистью смотрел на свою спутницу.