Сеньор альгвасил достал из кармана небольшую коробочку и нажал кнопку. Коробочка издала музыкальный сигнал и лица членов оживились. Среди них, как я заметил, было четверо мужчин и одна женщина — в очочках, с короткой причёской, весьма-весьма габаритная… бедные рабочие, как они её тащили…
После этого на трибуну своим ходом взошёл какой-то мускулистый полуголый тип, одетый в шкуру и с дубиной на плече. Шагал он, я заметил, как-то странно, так люди не ходят…
Во-вторых, из группы встречающих навстречу нам выскочил запыхавшийся тщедушный и длинноволосый субъект, весь в кружевах и застёжках. Губы и, особенно, глаза его были накрашены как у женщины. За руку он волоком тащил пухленькую дамочку с растерянными глазками и, указывая ей на Ассамато, кричал надрывно:
— Дорогая! Дорогая! Ты погляди, какое чудо! Ты понимаешь, как это немыслимо! Ведь это, в высочайшей степени, замечательно! Ах, я сейчас умру от счастья!
— Вы кто? — спросил его Леонтий.
— Ах, вы меня так взволновали! Я совсем забыл представиться, я из группы обслуживания, вы можете звать меня месье де Фужере! Я имею честь быть макияжных дел мастером, на мне лежит ответственность за ваш внешний вид и полнейшую сохранность!
Сэры, сеньоры, просто господа… а теперь ещё и месье. В голове у меня путалось…
— На кой чёрт нам макияжных дел мастер? — спросил командор и, поскольку его опять начали подталкивать к трибуне, полуобернувшись, прибавил, взявшись за рукоять меча:
— А если ты, вонючка, посмеешь ещё раз ударить меня по спине…
— Ах-ах, ну зачем же так грубо! — и месье вновь обратился к Ассамато:
— Боже, о Боже, о Боже мой! Я сойду с ума! Какая пластика, какая героически смелая и в то же время целесообразная чистота линий! Ах! Ах! — твердил он, сложив перед грудью ладошки.
— Как на рисунках Ропса? — решился вставить я, припомнив рассказы Леонтия.
— О-о-о! Вы знакомы с работами Ропса?
— Я художник. А вы?
— Я — эстет, жена литературный критик! Знаете, когда омнийские учёные впервые сумели проникнуть к нам через дыру во времени, они привнесли в наш мир столько нового, столько нового! Я занимаюсь эстетизмом всего: кулинарии, архитектуры, театральных искусств…
— А ну-ка, постойте! — прервал его излияния Леонтий. — Что это за дыра во времени?
— О, да, вы безусловно правы, это грубое слово "дыра", я тоже с ним упрямо не согласен. Надо говорить: "отверстие". Когда вы все поляжете на поле брани, через это отверстие в наш мир… Как это всё неэстетично, и повторяется каждый год… Для меня это является таким страшным испытанием… О, о, о!.. — снова завёл он свою песенку, обращаясь к кентаврице.
Ассамато безмовствовала и сжимала губы. Руки её перебирали, терзали чётки — она явно пыталась понять смысл только что полученного предсказания.
— Что там? — спросил я.
— Хагель, Хагель и Хагель. Три раза "Гроза". Не нравится мне это. Слишком гладко всё…
— О гроза, о Боже! — встрял в наш разговор де Фужере. — О ужас!.. Эй, работник, иди сюда, сюда! Я понял, что надо делать! Я попытаюсь спасти вашу красоту. Поживее, поживее же, о работник!
К нему подбежал слуга, державший в руках охапку зонтиков.
— Видите ли, я эстет, жена — литературный критик! Разрешите мне сделать робкую попытку помочь вам, поддержать вашу красоту! Примите его, о, примите! — подскакивал от счастья макияжных дел мастер, открывая и протягивая кентаврице цветастый зонтик. — Быть может, когда-нибудь вы полностью оцените мою невольную поддержку… О дорогая, погляди какая прелесть: кентавр и полевые цветы! О, сегодня я просто сойду с ума!..
— По моему, нам нельзя всем вместе идти на трибуну, — сказал Леонтий. — Мало ли что…
— Тогда пойду я один! — кивнул сэр Бертран.
— А я, пожалуй, удалюсь от вас… на время, — сказала Ассамато неожиданно.
Это действительно было неожиданно и мы одновременно смотрели ей в лицо, ожидая объяснений.
— Может случиться что-то ужасное. Я видела кровь, кровь… много крови… Сегодня вечером… или, быть может, ночью. Я постараюсь обернуться вовремя.
— Что случилось?
— Не скажу. Пускай это будет предчувствие… и я, кажется, догадываюсь, что может выручить всех нас. Не ждите, не скажу, боюсь сглазить. До встречи. Гуи-гн-гн-гн-гм!..
И она, не сказав более ни слова, раздвигая толпу, вихрем помчалась прочь по дороге.
— Куда же вы… О несравненная! — только и сказал ей вслед месье де Фужере.
2
Тем временем, сеньор альгвасил, устав дожидаться и, судя по всему, полностью смирившийся с многочисленными нарушениями сценария, нажал одну из кнопочек в своей коробочке.