- Извините, – пристыженно буркнула я, пряча глаза. – Отвыкла совсем за десять-то лет от здешних порядков.
- То-то же! Ну проходи, племянница, с Тешкой поживешь в комнате, пока крышу над твоим жильём не перекроют.
С Тешей, в смысле, с Терезией я возиться не хотела, потому что детей не любила, но выбора у меня явно не было. Придется в детской какое-то время пожить, что ж, будет стимул побыстрее разобраться с делами.
Я прошла за дядькой через лавку, оглядываясь и замечая, как здесь всё изменилось за прожитые годы. Он установил дорогущие холодильные установки, куски мяса были красиво разложены на стеклянных витринах, огромные весы были с магической пломбой и датой поверки. Однако дела у Фернов идут хорошо, надеюсь, что и я, высылая тетушке ежемесячно неплохую сумму в золоте, внесла вклад в семейный бизнес.
Ферны – семья (точнее, как она сама себя называет, стая) старая, большая и очень дружная, а оттого и успешная. Часть моих родственников держит лавки, часть гостиницы, тетушка была аптекаршей, а некоторые живут за городом и выращивают овощи да скот. Случись чего – пожар, неурожай, свадьба или похороны – родня собирает совет, где сообща решает, как помочь. Отрадно видеть, что дела здесь идут неплохо.
За лавкой у дядьки кухня, где как раз ужинают – его жена, два мальчишки лет восьми и десяти на вид и прехорошенькая девица выдающихся статей. Я вспомнила, сколько лет не была дома, и рассмеялась.
- Терезия, вот это да! Я тебя совсем крошкой помнила! Когда дядюшка сказал, что я буду с тобой в комнате жить, я даже расстроилась, думала, за что он меня в детскую ссылает? А ты вон какая красавица, сколько тебе уже, шестнадцать?
Мда, неужто я была вот такой же дурочкой, которая не умеет скрывать свои мысли, когда Ральф Волорье увез меня из теткиного дома? Теша явно не знала, злиться ли ей на то, что у нее появилась нежданная соседка, или чувствовать себя польщенной, но я знала, чем подкупить шестнадцатилетних девочек. Сняла с пояса кошелек и вытряхнула на стол свои кривые колечки.
- Это золото, не подумайте, – сказала я недоуменно приподнявшим брови женщинам. – Просто оно под слоем олова. Так через границу проще перевезти было. Отнесем в ювелирную лавку, олово выплавим, будет Теше приданое. Все, конечно, не отдам, но одно кольцо ей, другое вам, тетушка.
Вмиг я стала «долгожданной племянницей» и «бедной девочкой». Ральф был прав – золотой ключик к сердцам всегда надежнее, чем родственные связи.
Тешина комната была на первом этаже и выходила окнами в заросший сад, где сейчас буйным цветом цвела чайная роза, зеленели старые яблони, а под окнами стратегически грамотно располагались заросли крапивы. Это правильно – когда у девочки, тем более, такой хорошенькой, как Теша, растет под окном крапива, за ее девичью честь можно быть спокойным. Мне поставили там старую облезлую кушетку, некогда украшавшую гостиную тетки Аглаи (еще до того, как эту самую гостиную переделали в детскую). Потом решили, что не мне, а Теше, потому что я на голову ее выше, ей удобнее на короткой кушетке спать. Это явно не прибавило в глазах Теши любви ко мне. Пришлось ей потесниться, и платья мои – целых два – заняли почетное место в ее шкафу.
Разумеется, я не собиралась вечно ютиться у дядюшки. Наверное, мне нужно было снять комнату в гостинице кузена Фредерико, но теперь уже поздно. Дядюшка не понял бы.
Первые дни я только и делала, что ела и спала: побег из Ранолевса дался мне тяжело, даже не столько физически, сколько душевно. Все-таки я провела там девять лет, и не сказать, чтобы они были несчастными. Нет, это была хорошая школа жизни, я узнала многое, что хотела бы забыть, и многое, что мне вполне может пригодиться в Эльзании. Когда с кожи и волос смылась краска, я начала выходить из дома – вначале просто гулять по улицам, а потом здороваться с людьми и рассказывать свою легенду. К счастью, родня моя болтливостью не отличается, никто, кроме нескольких человек, и не знал, что я была графиней. Всем я говорила, что имела свою травяную лавку в Ранолевсе, а теперь вот вернулась, потому что тетушка оставила мне аптеку в наследство. Да, замужем побывала, а как иначе? Одинокой женщине тяжело прожить. Да, деток всевышний не дал, а муж, что муж… по пьяни в речке утонул, так нередко бывает.
Меня и жалели, и посмеивались надо мной, а мне того и нужно было. Пусть думают, что я неудачница. Всё лучше, чем зависть. Работу не предлагали, а про аптеку любопытствовали – раз уж я ремесло не бросила, то, наверное, и теткину лавку продавать не буду, сама за прилавок, как раньше, встану? Шепотом спрашивали про особые зелья, тут уж я прикидывалась дурочкой и сообщала, что тетка свои секреты в могилу унесла, а я в Ранолевсе другому училась: как боль да родовую горячку унимать, как женскую красоту сохранить да как мужскую силу вернуть.