Глаша отошла от него и направилась в ванную комнату. Закрывшись, она долго умывалась, пытаясь сдержаться и не заплакать. Однако спустя четверть часа, она услышала, как хлопнула дверь. Поняв, что Дмитрий ушел, она тяжело села на край мраморной ванны, и зарыдала. Она плакала тихо, но долго, около часа, чувствуя, что ее существование в доме Дмитрия невыносимо и гадко. Она понимала, что теперь обесчещенная, ведущая жизнь сожительницы богатого дворянина она находится на самом дне социального общества, жестокого и обличающего все пороки. Людское осуждение и мораль приятые в те времена, не позволяли ей надеяться на восстановление чистого имени, после того как она лишилась девственности и прожила два с лишним месяца содержанкой в доме Дмитрия.
После вчерашних слов Дмитрия о том, что и не собирается жениться на ней, и сегодняшних, когда он заклеймил ее словом “любовница”, Глаша словно прозрела, и поняла, что все это время жила, словно в сладостном наивном сне, не видя из-за своей пламенной влюбленности в Дмитрия очевидных вещей. Дмитрий никогда и не собирался жениться на ней, и изначально относился к ней как содержанке, не более того. А она глупая наивная дурочка думала, что он, возможно, сможет полюбить ее и затем женится. Но теперь Глаша понимала, что попала в невыносимый капкан жесткой реальной жизни, где теперь у нее не было другого выхода, как терпеть унижения от Дмитрия и дальше. Да она могла уйти из его дома, но только под опеку и содержание другого богатого господина или же в дом терпимости. Теперь ее тело и имя были запятнаны позорной связью со Скарятиным. И даже если бы она уехала в другой город, скрыв ото всех свое позорное прошлое сожительницы, то вскоре бы и там стало известно об ее теперешних прегрешениях. Оттого выйти замуж за порядочного мещанина или купца она уже не могла.
Она понимала, что ее горячая слепая влюбленность в Дмитрия завела ее на край погибели. И она глупая дурочка многое время даже не понимала всей трагичности своего положения. Все эти мысли вихрем носились в головке девушки, и слезы никак не хотели останавливаться. Глаша понимала, что ее жизнь кончена, и теперь у нее была одна дорога жить в тени и на дне этого осуждающего бескомпромиссного людского сообщества, которое никогда не простит ей ее ошибку, совершенную по наивности и неопытности.
Спустя полтора часа около десяти Глаша все же заставила себя спуститься вниз, дабы позавтракать и выйти на улицу. Надеясь, что прогулка до церкви успокоит ее.
В гостиной она наткнулась на Николая Петровича, который при ее появлении, быстро встал с дивана, откинув в сторону газету.
– Доброе утро Аглая Михайловна, – произнес он галантно.
Молодой человек был одет в домашний сюртук насыщенного бежевого оттенка, темные штаны и туфли. Его лицо приятное с добрым выражением сразу же расположило ее.
– Доброе утро, – произнесла Аглая, и проворно развернулась к двери, собираясь уйти, но он окликнул ее:
– Аглая Михайловна, постойте! – Глаша замерла и обернулась к молодому человеку. Николай добродушно улыбнулся ей и добавил. – Не уходите, прошу Вас. Мне скучно завтракать одному. Могу я просить Вас составить мне компанию?
Аглая смутилась, все же не решаясь остаться в гостиной с братом Дмитрия. Однако Скарятин проворно подошел к ней и протянул руку. Поняв, что он просит ее ручку для поцелуя, девушка окончательно смутилась. Дмитрий редко целовал ей руки, за все время знакомства всего пару раз. Она нерешительно подала Николаю Петровичу руку, наблюдая за тем как молодой человек, который был на полголовы выше нее, галантно склонился и осторожно одними кончиками губ прикоснулся к ее ручке. И тут Аглая отметила, что ей нравится, как он целует ее руку. Она пробежалась заинтересованным взглядом по его каштановым волнистым волосам, которые были коротко пострижены, и широким плечам. Когда он выпрямился, девушка внимательно посмотрела в его внимательные серые глаза и улыбнулась.
– Благодарю за приглашение, Николай Петрович, – тихо ответила она. – Я тоже не люблю трапезничать одна.
Николай предложил ей пройти в столовую, подставив локоть. Глаша, смущаясь, осторожно взялась пальчиками за его руку и последовала за ним в соседнюю комнату. Николай Петрович сам отодвинув ей стул, после того как в конец озадаченная Аглая села, он занял место напротив нее за столом и позвонил в колокольчик. Глаша же, все еще смущаясь, начала тайком рассматривать Николая, пока он разговаривал со слугой о завтраке.