Дмитрий довершил изучение девушки, стоящей перед ним, отметив, что ее грудь довольно выпукла и высока. Широко улыбнувшись ей, он произнес:
– Пожалуй, щи я с удовольствием попробую.
Глаша смутилась от его горящего нагловатого взгляда, и быстро поспешила к печи. Спустя несколько минут она помогла Дмитрию сесть на постели, чуть приподняв подушки. А затем держала миску у его лица, чтобы он мог здоровой рукой есть наваристые щи. Для тяжело раненного, у Скарятина оказался отменный аппетит, и Дмитрий попросил еще добавки. После еды он устало откинулся на подушку, но не лег, а оперся на руку. Видя, что девушка поспешила в горницу с пустой миской, он окликнул ее:
– Спасибо Вам, заботливая птичка…
Глаша резко повернулась, и испуганно воззрилась на него. Коварная и невозможно притягательная улыбка на красивом лице молодого человека, вконец смутила ее, и она выронила миску из рук. Благо миска была деревянная и не разбилась. Глаша ахнула и тут же подняла ее с пола. Однако Дмитрий, отчетливо заметив смущение девушки, все же продолжил свою зазывную речь:
– Я так понимаю, именно Вам я обязан своим спасением? – Глаша глупо прижимая пустую миску к белой рубашке, медленно кивнула. – Я знал, что столь прелестное создание должно быть обязательно добрым, – грудным голосом произнес Скарятин и вновь улыбнулся ей. Глаша начала пятиться к двери, чувствуя дрожь в ногах, и ощущая, что ее щеки горят, от его взгляда. – Дмитрий Петрович Скарятин, – представился он, чуть наклонив голову. – А я могу узнать имя своей спасительницы? – спросил ласково Дмитрий, так и не спуская с ее личика заинтересованного взгляда.
Пересохшее горло Глаши не дало ей нормально сказать, и она одними губами прошептала:
– Аглая Михайловна…
Нахмурившись, Дмитрий переспросил:
– Как простите, я не расслышал?
– Аглая Михайловна, – прокашлявшись, ответила девушка уже более уверенным голосом. Дабы избежать дальнейших вопросов офицера, она быстро ретировалась, заслышав, что домой вернулся отец.
Дмитрий с сожалением проводил девушку взглядом, прищурившись, и переключил свое внимание на раненую руку. Он попробовал ее поднять, но ощутил острую боль в плече. Сжав зубы дабы не застонать, он опустил руку и прикрыл глаза.
Едва Скарятин появился в доме Кавеленых, как жизнь Глаши переменилась. Теперь с самого утра, она подолгу приводила себя в порядок, тщательно убирала волосы в косы вокруг головы, надевала свои лучшие юбки и кофточки, которые обычно носила по церковным праздникам, постоянно кусала губы, дабы они были ярче, и вообще стала постоянно смотреться в зеркало. И все оттого, что ей очень хотелось чтобы, молодой офицер заметил ее красоту и возможно обратил бы на нее свое внимание. Конечно, Глаша понимала, что у нее было мало шансов привлечь этого изысканного, богатого, мужественного притягательного и немного высокомерного дворянина. Ведь девушка прекрасно осознавала, что она всего лишь дочь купца. Но все же, ее сердце дико стучало, едва она приближалась к молодому человеку. А в горле пересыхало только от одного взгляда его голубых глубоких глаз.
Раньше Глашенька никогда не испытывала ничего подобного. Признания в любви соседских парней ее никогда не волновали, а знаки внимания других мужчин она быстро забывала, ибо все они были безразличны ей. Оттого вся улица сплетничала о красоте и холодности купеческой дочки Кавелина. И до сих пор, до двадцати лет, никому из женихов не удавалось завоевать расположение Глаши.
И вот теперь девушка впервые ощутила, как ее сердечко наполнено поглощающим страстным чувством любви к раненому офицеру, которого она нашла на берегу залива. В первые дни Глаша не понимала, что с ней происходит, и отчего ее сердце стучит, словно у зайца, когда она помогает доктору перевязывать раненого, приносит еду Скарятину или ухаживает за ним. Но уже через несколько дней, девушка отчетливо осознала, что влюблена в красивого эффектного офицера. Манкий взгляд Скарятина, его бархатный баритон, его теплые улыбки, которые он с щедростью дарил ей, давали ей надежду на то, что и она приглянулась ему. Он постоянно пытался задеть ее руку или локоть, когда она подавала ему еду и помогала сесть. Ласково говорил с ней, заглядывая в глазки, и как-то показно вздыхал, когда она испуганно быстро уходила. Эта некая невидимая любовная игра до предела распаляла Глашу, и она словно под гипнозом его манящих глаз и сама пыталась подольше побыть в обществе Скарятина.
Однако уже через шесть дней, когда доктор заявил, что перевязки более не нужны, и раненый скоро поправится, Дмитрию отчего-то стало хуже. Он начал жаловаться, что все его раны невыносимо ноют, и он чувствует ломоту во всем теле. Вновь пришел доктор и выписал настойки от болей, заметив, что раны молодого человека на удивление хорошо затянулись. В тот же вечер, когда Глаша принесла больному еду, и он вдруг попросил: