— Глупышка, они только позавидуют.
Его друзья, особенно те, которые в мотоклубе очень давно, могли узнать её. Ведь она раньше ездила с отцом и матерью на «Байк-шоу», и кто-то мог сказать: «Слушай, да это дочка Чёрного, я её помню совсем крохой!» До того, как это произойдёт, Хорт должен знать, кто её отец и либо принять это, либо исчезнуть из жизни Маши.
Недавно она слышала телефонный разговор отца с дядей Мишей, он в нём упоминал имя Хорта и отзывался очень нехорошо, значит, не просто знает его, но и не любит, а это означало только одно — конец их отношениям.
Всё оказалось настолько запутанно, было так много лжи, что узел скручивался вокруг её шеи всё туже, а дышать уже было нечем. Она глотала воздух — встречи с любимым — жадно, быстро, стараясь не думать о том, что каждая может стать последней. Это чувство так выматывало, что иногда просто не было сил, хотелось подойти к отцу, сесть рядом с ним, как в детстве, обнять, прижаться к сильному плечу, заплакать и всё рассказать. Женская интуиция подсказывала, что это просто необходимо сделать, но не хватало силы воли. Страх отцовского гнева всё подавлял.
Любимый ни о чём не подозревал, но тоже чувствовал её растерянность и был напряжён. Только когда они были в постели, всё отходило на второй план и не тревожило.
До сих пор он избегал встреч с друзьями, и это удавалось, Хорту не хотелось рьяного обсуждения Маши в кругах мотоклуба. Отношения с ней были чем-то сокровенным, интимным и настолько близким, что не хотелось ни с кем делиться этим. За месяц они узнали друг друга очень близко, любые мечты и мнения были известны друг другу.
По-прежнему отвозя девушку в двенадцать, Хорт потом долго колесил по городу, потому что не мог успокоиться — он влюблялся в неё, как мальчишка, и забывал даже Стасю. Первая его любовь как будто была в далёкой дымке, а перед глазами стояла эта девочка с чёрными, как полночь, волосами и яркими синими глазами.
Иногда на неё что-то находило, девушка вдруг становилась грустной и погружённой в себя. Будто что-то мучило, какая-то тайна, которая жила внутри. Он пытался вытянуть это, но Маша переводила всё в шутку и не говорила.
Она много раз признавалась ему в любви, но он ещё не решался ей ответить тем же. Такие сильные чувства для него были очень серьёзными. Он знал, что они есть, но не хотел спугнуть их, выразив словами. Хорт знал, что придёт время, и он обязательно скажет о них, но не сейчас.
На заезде, победу в котором он хотел посвятить ей, должны быть все его друзья, там они и узнают, кто его таинственная девушка, которую они все видели только мельком и издалека. Это должен был быть особенный день.
Маша набралась смелости поговорить с Женей только перед самым 1 мая. Она знала, что нужно что-то менять, и это должно либо покалечить её жизнь, либо закончить мучения. Но так, как тянулось весь месяц, было тяжело выносить. Все эти многозначительные, очень внимательные взгляды отца, вопросы, недовольство, страх, что она больше не увидит Хорта — девушка знала, что в её силах смягчить ситуацию. Надежда на это была.
И начать она решила с честного разговора со старым и преданным другом. Быть может, он и хотел быть её парнем, но Маша этого старательно не замечала, а любые попытки сблизиться и поцеловать её переводила в шутку и снова общалась, как будто ничего не произошло. Так продолжалось около года, и если говорить честно, то Маша и не должна была оправдываться перед ним, быть может, просто объяснить…
Что она полюбила другого парня.
Она позвонила Жене на мобильный, и попросила его прийти около пяти вечера к ней домой. Выйдя в подъезд, когда он пришёл, девушка сразу заметила, что парень изменился. Стал угрюмее, глаза всё время отводил и прятал руки глубоко в карманах.
— Чего хотела? — спросил он отрывисто.
— Женя, я хотела тебе сказать, — замялась девушка. Они стояли на лестничном пролёте возле широкого окна, каменный подоконник холодил поясницу. — Я должна была раньше сказать тебе, но… не сказала. Ты, может быть, обиделся, что я не прихожу и ничего не говорю… Я встречаюсь с одним парнем, хочу, чтобы ты знал и не думал… Не обижайся на меня.
— А папа твой знает?
Она внимательно посмотрела на него и тяжело вздохнула, почему всех её друзей интересует только этот вопрос — позлорадствовать?
— Это неважно. Главное, что отношения у нас очень серьёзные…
— Да, я видел, какие у тебя с ним отношения, — усмехнулся он и впервые посмотрел в упор. Его голубые глаза были какими-то тусклыми, холодными. — В тот вечер, когда мы ездили в «Байк-центр» я видел, как ты с ним танцевала, а потом уехала. И как ты себя вела.
Девушка стояла, будто пригвождённая к полу, кровь бросилась в лицо: — Мы с ним…
— Да, я понял, всё было отлично видно, Маша, ты б* настоящая. Со скольких лет ты спишь с мужиками из папиного мотоклуба? Уверен, он не знает об этом, все его друзья тебя переимели?
Маша резко вздохнула и не смогла выдохнуть, до боли в глазах смотря на лицо друга детства, говорившего такие вещи.
В следующую секунду пришла ярость. Девушка потемнела лицом и кинулась на парня, подняв свои слабые маленькие кулачки.
— Пошёл отсюда, урод! — закричала на весь подъезд она, успев-таки ударить по щеке Женю.
Тот закрылся руками, потом сжал рот, грубо толкнул её так, что девушка ударилась плечом об угол оконного проёма, и быстро сбежал по лестнице.
— Надо было тебя трахнуть раньше, откуда же я знал, что ты так легко всем даёшь! — крикнул он снизу и продолжил спуск по лестнице.
Маша плакала, скривив алый рот, её захлёстывало отчаяние. Всё вокруг будто окрасилось в чёрные, траурные тона.
Накануне заезда, 30 апреля, произошло сразу несколько важных событий, изменивших жизнь Хорта.
Сначала вернулась Стася.
Он настолько забыл за этот месяц её, что, увидев на пороге, даже сразу и не узнал. В первую секунду крутилось в голове, что он хорошо знает лицо девушки, а потом дошло, что это она. Вся зарёванная, с подбитой скулой, она кинулась в дверях ему на шею, держа в другой руке тяжёлую сумку, куда были сложены её вещи.
— Владечка, милый, он убьёт меня, защити, — всхлипывала она, виснув на плечах молодого мужчины.
Если бы она пришла чуть раньше, он бы обязательно растаял и принял бы девушку, но не сейчас. Буквально за четыре недели мужчина повзрослел и изменился.
Отцепив её руки от себя, он почти равнодушно оглядел лицо Стаси. Она нахмурилась, тряхнула волосами, покрашенными в пепельную блондинку, и распахнула свои тёмные глаза на него.
— Ты так и будешь держать меня в дверях? — робко спросила она.
— Нет, — покачал головой он. — Заходи, я сейчас быстро позвоню в гостиницу и устрою тебя, пока не определишься, где будешь жить.
Она выронила бордовую сумку с золотой ручкой и нахмурилась ещё больше.
— Вла-ад? Что случилось? У тебя кто-то есть? — с тревогой спросила она, делая вид, что ничего не знала о появившейся у него девушки.
Он приподнял один уголок губ, видя её блеф: — Да, Стася, есть девушка, я как раз собираюсь к ней, и ты меня задерживаешь. Я помогу тебе, но это всё. У меня своя жизнь, у тебя — своя, ты сделала свой выбор семь месяцев назад.
Она самодовольно ухмыльнулась и вплотную подошла к нему: — Ты даже знаешь точную дату?
— А не должен? Мы с тобой год жили вместе!
Она опустила взгляд, поджимая губы, похожие на лук Купидона.
— Я хотела попросить у тебя прощения, может, можно что-нибудь вернуть…
— Можно что-нибудь вернуть, но только это не тот случай. Подожди, сейчас позвоню.
— Я не могу жить в гостинице, — сказала она дрожащим голосом человека, который вот-вот устроит истерику. — Меня этот…. Этот… козёл мучил, делал, что хотел, а ты — такой равнодушный, в гостиницу, говоришь.
Хорт покачал головой, удивляясь, как раньше мог покупаться на такие душещипательные сцены.
— Хочешь, езжай к родителям, — пожал плечами он и посмотрел на неё в упор, держа трубку у уха.