Вчера девушка ездила в Ростов с Хортом заканчивать татуировку к Богдану.
Владу же нужны были ещё пару сеансов, слишком большой был его волк. Птичка хотела вызвать любимого на разговор, но он отшучивался и, целуя её в самый уголок губ, ничего не говорил.
Маша чувствовала что-то серьёзное, назревающее, как гроза, и от этого становилось неспокойно.
Утром следующего дня, выйдя из палатки, девушка пошла к реке, чтобы умыться и, ступив на линию воды, увидела возвращавшихся откуда-то в обнимку Влада и Лису. Они оба смеялись, поддерживали друг друга и, останавливаясь, целовались. Молодая женщина была чуть выше Влада, но это его нисколько не смущало. Обхватив её обеими руками и прижав к себе, он резко качнулся и потащил её в воду. Она завизжала, чувствуя обжигающую свежесть, а он хохотал и окунал её с головой.
Маша, как в кошмаре, продолжала стоять у самой воды и смотреть на них. Мысль о том, что нужно уйти и зарыться с головой в палатке, чтобы неделю оттуда не выходить, мелькнула и пропала. Ни одно усилие воли не возникало, чтобы сдвинуть ноги с места. Они будто приросли к песку.
Влад и Лиса увидели её, когда выбрались на берег.
— Привет, — небрежно усмехнулась девушка и прошла мимо, поправляя чашечки купальника.
Влад не сказал ничего, тяжело дыша и обходя девушку, как чужую.
Она рассеянно присела, набрала в ладошку речной воды и умылась, чувствуя, как на лице горячие слёзы смешиваются с прохладной водой. В лагерь она не вернулась, а медленно побрела по берегу, не чувствуя ничего внутри от боли.
Всё заканчивается — так говорят всегда в таких случаях, но почему тогда так невыносимо больно?
Солнце поднималось выше и пекло голову, звенело в ушах, а девушка всё шла, дойдя до пляжа, куда к вечеру приезжало много народу. Сейчас утром здесь не было никого. Горячий ветер обдувал нагревшуюся до предела кожу, она покраснела и начала зудеть.
Маша почти бездумно скинула с себя тонкий сарафан, в котором была, и в купальнике зашла в воду по пояс. Её начало трясти от перепада температуры.
Река быстрым потоком несла свои воды, девушку сносило течением. Дно в этом месте оказалось нехорошим, резко уходящим на глубину. Сделав неловко три шага, Маша оказалась по шею в воде, судорожно хлебнула воздуха и поплыла. В голове раздавался церковный звон колоколов. Ей казалось, что она его действительно слышит — так звонят после литургии или праздника — переливчато, радостно, громко. Проплыв несколько метров, девушка завернула к берегу и хотела выйти, но ноги не наткнулись на дно. Она сделала ещё три гребка и снова не почувствовала дна. Паника холодной рукой медленно стала сжимать сердце, потому что сил не было, а звон в голове всё усиливался, затягивая перед глазами алую пелену.
После третьей попытки левую ногу свело судорогой, и Маша резко втянула в себя воздух, уйдя под воду. Боровшись, девушка ничего не понимала и двигалась хаотично, зная, что драгоценные секунды уходят, а грудь сжимает от безвоздушного вакуума.
В мозгу, перед глазами, залитыми мутной водой, мелькнуло детство, отец и вспомнилась мама беременной, немного уставшей, но счастливой. Маша успела подумать, что она неправильно поступила с ними, и их жалко, как потеряла сознание, а вода наполнила лёгкие.
Спина ощущала твёрдость и зернистость острых песчинок. Прохлада приятно овевала тело, мокрое лицо, и девушка вдохнула всей грудью, отметив, что дышится легко.
Подняв тяжёлые веки, она встретилась с тревожными светло-зелёными глазами, казавшимися совсем жёлтыми. Крупные черты лица, большой рот, светлые пепельные волосы, сейчас мокрые и стянутые в хвост, могучая шея и невероятно широкие плечи.
Сильные огромные ладони ласково гладили её лицо, большой палец провёл по синим губам девушки. Он наклонился и еле прикоснулся к ним своими губами.
— Господи, Птичка, как ты напугала меня, — произнёс он. — Ты ведь чуть не утонула. Я увидел тебя, когда ты уже топором ко дну пошла.
Маша закашлялась, приподнялась и осталась в такой позе, опершись о локти. В них врезались маленькие речные ракушки.
— Ты меня вытащил? — не своим голосом спросила она.
— Конечно, я боялся, что не найду тебя, там как раз небольшой водоворот. Ты как себя чувствуешь? Воды из тебя много вытекло.
— Нормально, спасибо тебе, Костя.
— Не за что, — улыбнулся он. — Не ходила бы ты без меня купаться, видишь, тут опасно.
— Я не купаться пошла, — тихо сказала девушка. — Я шла, мне стало жарко, а там дно…
Она покачала головой, понимая, что говорит не то, что должна человеку, спасшему ей жизнь.
— Я Хорта видела с Лисой, они… они шли откуда-то… целовались… а он сделал вид, что ничего не произошло. Как будто мы уже давно никто друг другу, — девушка разревелась, пытаясь заглушить в себе рыдания. — Прости, — выдавила она.
Он тяжело вздохнул и притянул её одним движением к себе на грудь.
— Я же говорил тебе, что так будет. Ты топиться пошла?
— Нет! — воскликнула сдавленно девушка. — Мне маму с папой жалко.
— А себя не жалко? Ты такая молоденькая, тебе ещё столько надо сделать в жизни.
— Почему тогда он ничего не сказал? Разве ничего не говорят, когда расстаются? Я даже не знала, — она затихла, ожидая ответа мужчины, но он молчал.
Подняв голову, она встретилась с его глазами в тонкой сетке морщин вокруг.
— Он подумал, что и так всё ясно. Поговори с ним сама, спроси. Но ты же всё видела, — Ферзь приподнял выгоревшие на солнце светлые брови.
Девушка стала отстраняться от него, а руки мужчины напряглись, не пуская. Маша снова посмотрела в желтоватые глаза Кости и прочла там какие-то непонятные чувства.
— Только не уезжай, — сказал он, оглядывая внимательно её лицо. — Если хочешь, в благодарность за то, что я тебя спас. Останься, девочка.
Она в смятении смотрела ему прямо в глаза своими синими.
— Хорошо.
Он отпустил её, напоследок мягко проведя ладонями по талии девушки. Она сглотнула, ощущая внутри вдруг нахлынувшую горячую волну, и пристыдила себя. Ведь только что плакала о Владе, а сама обращает внимание на другие прикосновения.
Окончательно смущённая, она поднялась на нетвёрдых ногах. Он поддержал её, обняв за плечи.
— Не бойся, возьми меня за руку, — предложил Ферзь.
Девушка оперлась, и они медленно двинулись обратно к лагерю, по пути захватив её сарафан.
Там все спали после ночи бдения, только Кот отважно готовил завтрак на костре, жаря сосиски на тонких ивовых прутиках.
— Есть хотите? — спросил он, протягивая девушке одну готовую сосиску.
— Спасибо, — едва заметно улыбнулась Маша, садясь возле костра. Рядом опустился Ферзь, подавая ей помидоры, хлеб и пиво.
— Поешь, а то у тебя силы все ушли в реку, — тихо сказал он, оглядывая темноволосую голову девушки с заплетённой туго косой.
Она сейчас выглядела на свой возраст, и мужчина, вздохнув, подумал, что Маша слишком молода для него, старичка 37 лет. Но его тянуло к ней непреодолимо. Сначала он подумал, что она ему понравилась просто визуально, а потом, как только понял, что Хорт с ней недолго и несерьёзно, в голове лихорадочно стали возникать планы, как её сделать своей.
К вечеру проснулся Влад, вышел из палатки, почесал голый живот, потянулся, промочил горло пивом и, разогнавшись от самого костра, ринулся в реку.
Маша сидела у воды и смотрела на то, как за лес на противоположном берегу опускается солнце. Обхватив колени, девушка сидела прямо на сухом песке и пересыпала его в руках.
Хорт, наплававшись, снова хотел пройти мимо неё, как пустого места, но на этот раз вдруг резко остановился и сел рядом, брызгая на неё холодными каплями.
— Как дела, Птичка? — спросил он игриво. — Скучаешь? Может, тебя к папочке отвезти?
— Не повезёшь ты меня к папе, испугаешься, — холодно сказала она, не поворачивая к молодому мужчине головы.
— Кого — его? С какой стати? Всё, что он мог сделать, уже случилось. Ты забыла?