Его дом в лесу Птичке всегда напоминал крепость, и молодая женщина боялась и мужчину, и это место. Может быть, Миша и в хороших руках, но сейчас нужно думать о другом.
— Думаю, у него нет года, — просто сказала Птичка. — Танюшка ждёт ребёнка, ему необходимо вернуться и жениться на девушке.
Чёрный потемнел лицом, с силой отвёл взгляд от внимательных глаз дочери и продолжал молчать. Его сухие, сильные ладони сжимались в кулаки на коленях.
— А ты уверена, что это его ребёнок? — спросил он тихо, как во сне.
— Пап, не начинай. Да, это его ребёнок.
— Хорошо, я что-нибудь придумаю, — сказал Чёрный.
— Что ты придумаешь? Здесь нечего думать.
— Ты почему так вмешиваешься? Я скажу ему, остальное — пусть думает сам. Содержать его я не стану.
Птичка вскочила с дивана в ярости, мгновенно превратившись в черноволосую ведьму.
— Почему ты такой равнодушный? Нельзя просто помочь им? Или ты хочешь что-то кому-то доказать? Ему и так тяжело, а семья — это счастье. Разве нет? Зачем ты это счастье превращаешь в ад? Ты должен помочь!
— Когда он был с ней, надо было…, - сквозь зубы начал Чёрный, но его старшая дочь опередила его.
— Я ведь тоже внебрачная, так? Ты не хотел меня!
Чёрный сжал губы до белой, напряжённой полоски, боль появилась в немирном взгляде.
— Не надо, чтобы это было у Миши. Пусть у него всё будет по-другому, он ведь любит девушку!
— Хорошо, — неожиданно согласился отец. — Я помогу ему.
Птичка нервно улыбнулась, заметно расслабившись.
— Спасибо, — произнесла она.
— Только ты расскажешь, что у тебя на душе, — добавил весомо Чёрный.
Он нахмурился, с тоской глядя на потерянное личико дочери.
— Тяжело. Мне бы увидеть его, и станет легче, — сказала она шёпотом, направляя взгляд в пол. Речь шла, конечно, о Хорте.
— Он — это твоя мечта, оглянись вокруг, много других мужчин.
— Нет никого, — сказала она хрипло. — Только он. Но далеко.
— Зачем ты так мучаешь себя? Будешь ждать его?
— Да, буду ждать. Это моя жизнь. Больше ведь всё равно ничего нет.
В этом сезоне она не ездила с «волками» ни на море, ни куда бы то ни было путешествовать после «Байк-шоу». А причина была не только в том, что случилось с Тимом — она ждала Хорта. Это всё в один миг понял Чёрный, и Птичку стало жаль ещё больше. Она страдала мучительно и медленно, не давая себе передышки… и как будто упиваясь этим.
— Ты очень молода, Птичка-невеличка, — нежно назвал отец её детским прозвищем, — тебе нужен кто-то постоянный и ласковый, чтобы вот так не грустить. Нельзя так тлеть в одиночестве, ожидая неизвестно кого и когда.
— Я знаю, папа, но не хочу никаких других встреч.
— Может быть, ты переболеешь им, как в прошлый раз?
— Тогда мне помог Ферзь, сейчас его нет, — ответила она, и они замолчали.
Чёрный был уверен, что только новая связь может заставить жить Птичку, он не верил Хорту до сих пор. Тот, как всегда, наобещал и исчез, оставив за собой разбитое сердечко Птички.
Миша прищурился, прицелился и выстрелил, попав с первого раза в мишень. Через пятьдесят метров стояло чучело с пришпиленным к нему алым кругом с разметками.
— Неплохо, — проговорил медленно высокий худой мужчина из-под низко надвинутого капюшона. — А теперь попробуй закрыть глаза перед выстрелом и запомнить, где цель — руки пусть сами тебе скажут.
Миша глубоко вздохнул и закрыл глаза, спустив курок. Он попал чуть выше своего прежнего попадания, прямо на чёрный тонкий габарит.
Они с Вороном стояли позади его дома, в поле, с неба сыпала сырая мга, дыхание сбивалось в пар возле рта. Но не было ни холодно, ни неприятно. Внутри будто собиралась какая-то энергия от чистого кислорода и свободного пространства вокруг. Низкое серое небо висело облаками прямо над головой, создавая ощущение потолка.
Немного постреляв, они медленно двинулись к террасе деревянного дома Ворона.
— Ты не должен внутренне напрягаться, когда стреляешь. Только холодная голова во время выстрела. Иначе это уже преступление, и правда не на твоей стороне. Ты видел у Чёрного пистолет, он давал тебе пострелять?
— Да. Но всегда говорит…
— Знаю, что и незаряженное стреляет. Он прав. Оружие нужно только в крайних случаях или, как мне — для самопознания. Воевать я не собираюсь.
— А если на тебя здесь нападут в глуши?
Ворон усмехнулся, и Миша увидел из-под капюшона его рот с неестественно алыми губами.
— Ну, тогда я выстрелю. Ты и сам знаешь ответ.
Вдруг он прислушался, повернул быстро голову и снял капюшон.
— К нам гости, пошли, — махнул он и быстрыми семимильными шагами пошёл к дому.
Он построил здесь его давно, оградившись от мира. С ним никто не жил, Ворон был странным человеком, и в округе его побаивались, хотя он никому ничего плохого не сделал за все года, что прожил здесь.
Земля эта принадлежала отцу, после развода и путешествий Ворон вернулся на неё и поставил на ней дом, огородив колючей проволокой и заведя парочку собак бойцовской породы. Жил натуральным хозяйством, продавал в город фрукты и овощи, выращенные на своей земле. Одним из основных постулатов его жизни было то, что человеку нужно мало — душевное спокойствие, а вовсе не обилие денег. Мебель в доме, всё, на что падал взгляд — было сделано вручную, и только то, что не могли сотворить мужские руки, Ворон приобретал: постельное бельё, одежду, посуду. Остальное он старался сделать самостоятельно.
Миша через несколько минут увидел отца, заезжавшего во двор, а следом и Птичку с Таней сзади. Сердце его сильно и быстро застучало. Парень и подумать не мог, что могло случиться, раз они приехали сюда к нему.
Ворон запер ворота за байками гостей и медленно обвёл всех своим тёмным взглядом. Он был сухощав, тёмно-карие глаза иногда казались красными при определённом освещении. Заострённый нос и худой острый подбородок делали его похожим на ворона. Сутулился высокий и худой мужчина точно так, как и птица. Длинные каштановые волосы, с проседью на висках, были всегда заплетены в тугую косу сзади.
— Здравия, Ворон, извини, я не предупредил. Но к тебе не дозвонишься.
Ворон кивнул, он игнорировал мобильник, звонил по нему только сам по острой необходимости. Мужчина взглянул вопросительным взглядом на Птичку. Судя по тому, как Миша обнимался с молоденькой девчонкой, она и была та самая, из-за которой он чуть не до смерти подрался с братом. Высокая, тоненькая, голубоглазая, она Ворону показалась слишком стереотипной — миловидная блондинка с длинными ногами, ничего оригинального. Парнишке нравилось, это понятно.
Птичка была куда интереснее.
— Я для сопровождения, здравствуйте, — сама она пояснила причину своего приезда усталым голосом.
Мужчина сразу заметил на её лице смертельную тоску, как будто молодая женщина изо всех сил пыталась отыскать для себя что-то в жизни. И не находила.
Ворон кивнул, жестом приглашая на террасу, где у него был всегда накрыт чистой скатертью стол. На нём стоял самовар, и из кухни мужчина принёс тарелки со свежим овсяным печеньем, своего производства маслом и сахарницей. Чашки из тонкого фаянса и ложечки помогла ему принести Птичка.
Все расселись за стол, согреваясь чаем прямо на свежем воздухе и с аппетитом поглощая печенье с маслом.
Таня сидела на коленях у Миши, тот не отводил от девушки взгляда и сдерживался еле-еле, чтобы не поцеловать её в шею. Глаза его блестели глянцем, руки нежно поглаживали спину Тани и ноги в джинсах.
Птичке было приятно смотреть на то, что Миша так влюблён в девушку, и не забыл её, а только соскучился в разлуке. Они договорились, что скажет она ему новость сама, наедине. Чёрный, Птичка и Таня собирались оставаться здесь до воскресенья, два дня.
Отец же немного снисходительно наблюдал за нежностями сына с Таней, но ничего не говорил об этом.
— Как у вас тут жизнь? — спросил он у друга.
— Своим чередом, — кивнул Ворон. — Думаю, чтобы нанять себе в работники кого-нибудь. Одному тяжело. Как твоя жена?