Лицо Миши посерело под цвет неба за окном от слов отца.
— Я не знал, что ты так… что ты так думаешь.
— Я думаю, как оно есть на самом деле, — устало добавил Чёрный. — Если не хочешь жениться — это твоё право, но она несовершеннолетняя и…
— У неё день рождения скоро — через неделю.
— Уже лучше, но всё равно без разницы. Ребёнок твой, и ей ты обязан помочь. Я тебя поддержу материально и морально. Ты успокой девочку и объясни, что всё будет хорошо. Пусть она спокойно рожает, а ты пока подумаешь, как жить дальше. Ты понял меня?
— У неё родители жёсткие — они не дадут ей родить. Ты бы видел мамашку — строгая грымза, в семье она главная.
— Значит, её мамашку придётся взять на себя, Миша. Заварил кашу — теперь хлебай, но съехать я тебе не позволю.
— Я и не собирался… Вообще, па, дай подумать, сначала Таня, потом ты — насели на меня…, - Миша соскочил с места, и исчез за входной дверью, пронесся мимо молчаливо сидящего на террасе Ворона.
Чёрный вышел следом, плотно закрыл дверь и сел напротив друга.
— Неужели и я когда-то был таким глупым и молодым? — задал риторический вопрос он.
— Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними, — попробовал поддержать друга Ворон. Он не задавал никаких вопросов, понимая, что это личное, и так было всегда.
— Мистик как — здоров? — после долгого молчания произнёс мужчина.
— Как бык. А вот Грек не очень. Стар стал, болят давние раны и поломанные кости.
— А у тебя? Голова болит.
— Ещё бы. Я уже привык. Зоя мне делает массаж, я немного расслабляюсь — проходит. Ничего больше не помогает.
— У твоей женщины особенные руки, — произнёс Ворон. — Может быть, она лечит тебя, а может, ты так на неё реагируешь.
Чёрный задумчиво улыбнулся: — Наверное. Я сто лет назад понял, что Зоя — мой ангел хранитель.
— Скажи Мистику, чтобы приезжал в гости, привозил ребят. Поохотимся.
— Да, я помню — сезон охоты у тебя — это замётано. Я больше на рыбалку хочу.
— Это можно и завтра.
— Договорились.
— Птичка тоскует? — задал странный вопрос Ворон, и Чёрный чуть удивлённо дёрнул бровью. Друг никогда так открыто не интересовался Птичкой.
— Да, неразделённая любовь. Старый-старый друг.
— Это плохо. Она слишком серьёзна.
— Она вбила себе это в голову, и я боюсь за неё.
— Раз она ждёт, значит, дождётся, — мудро и печально произнёс Ворон.
— Было бы кого ждать, он и не вспоминает о ней, — махнул расстроено Чёрный.
Таня, увязая в мокрой густой траве, вышла на берег реки. Из-за сыпавшего дождя противоположный берег угадывался зыбко, туман стоял над водой, тихо нёсшей свои воды. Птичка сидела возле самой кромки, обхватив руками себя и смотря в тёмные глубины. Кама была неглубокая и небольшая, но именно она всегда напоминала Птичке о Доне, где она провела незабываемое лето десять лет назад. Поэтому Птичка не любила приезжать в дом Ворона.
Девушка подошла к Птичке, заворожённая клубящимся над матовой водой туманом. В воду опускались длинные плети сильной, сочной травы и медленно перекручивались там, колыхаемые течением. Дождь еле слышно бил по воде, создавая таинственный шорох.
— Птичка, ты отвезёшь меня домой? — спросила Таня медленно, как во сне.
Молодая женщина поднялась на ноги, посмотрев исподлобья, кожаная бандана была повязана на голову, прикрывая от дождя. Но длинные чёрные волосы уже намокли и лежали на коже куртки извивающимися прядями.
— Что он сказал? — насторожилась она.
— Он не хочет ребёнка, — сказала правду девушка. — Он в шоке.
— Я поговорю с ним…, - рванулась Птичка, но Таня задержала её за руку.
— Не надо, прошу тебя, пусть он сам.
Синие глаза, тревожные и решительные встретились с прозрачными, посеревшими от воды Таниными.
Птичка долго смотрела прямо в зрачки девушки и увидела там всё, что боялась — безысходность.
Порывисто взяв в ладони холодные длинные пальцы Тани, молодая женщина сказала: — Обещай мне здесь, сейчас, перед этим небом и Богом, что ничего плохого не сделаешь себе никогда, и что сохранишь ребёнка во что бы то ни стало. Пообещай мне. А если ты не готова к его рождению и не хочешь этого, как мой брат, отдай его мне. Я выращу его и воспитаю, как своего. Мне жизнь не даёт дитя, я возьму его себе.
Потрясённая Таня смотрела на Птичку, как под гипнозом, не замечая ни бьющего по лицу острого холодного дождя, ни зовущего голоса Чёрного со стороны дома.
— Да, я обещаю, — выдохнула она и зажмурилась. — Мне страшно, Птичка. Я совсем одна.
— Нет, есть я. И ещё будет он, просто ещё одумается. Он очень похож на отца, ему всегда нужно было время.
— Но ребёнка я тебе не отдам. Я буду растить его сама, — покачала головой девушка.
Птичка улыбнулась одним уголком губ, обняла Таню за плечи и повела её по дороге от реки к дому.
— Я знаю, просто чтобы ты знала, что выход всегда есть. Альтернатива убийству — жизнь.
Они вернулись на террасу, и зашли в гостиную. Там Ворон уже развёл огонь в камине и предложил дамам присесть у самого очага.
Миши не было до самой ночи. Таню Птичка отвела в отдельную комнату отдыхать, а сама ещё вернулась к отцу и хозяину.
Около десяти вечера входная дверь открылась, и вошёл с напряжённым видом Миша. Молча поднявшись наверх, он произвёл впечатление человека, который потерял что-то важное. Птичка пила красное вино Ворона, и в отсветах пламени переглянулась с отцом, отставляя глиняную кружечку.
— Ничего, всё утрясётся, — тихо произнёс Чёрный. — Таня для него слишком ценна.
— Я пойду спать, — решительно сказала молодая женщина и поднялась с деревянного кресла. — Здесь всегда хорошо сплю, хотя кровать и жёсткая.
Ворон проводил взглядом Птичку, откровенно наслаждаясь видом её стройных бёдер в джинсах в тот момент, когда она поднималась по лестнице.
— Так ты пойдёшь со мной завтра на рыбалку? — спросил он у Чёрного, с усилием отведя взгляд от молодой женщины. Глаза Ворона стеклянно блестели.
— Да, не вопрос. Тогда и мне надо спать, я пошёл.
— Разбужу, — бросил вслед Ворон и остался у огня, склонив голову и глядя на неровный свет тлеющих углей. Он почувствовал впервые за много лет какое-то постороннее движение в груди — эта девочка, дочка Чёрного, почему-то оставляла там след.
Но она принадлежала не ему. Может быть, это кому-то и показалось бы странным, но Ворон как будто ощущал от неё чужой запах. Будто на молодой женщине стояла метка другого мужчины. Как её татуировка на спине.
Глава 16. Бетонная стена впереди
Хорт пожалел где-то на полпути, что не вылетел на самолёте. Никогда его не страшил путь через дождь, но в этот раз он от него откровенно устал. Приехав в Москву в субботу, он остановился в отеле «Европа» и первым делом позвонил Птичке.
Было неспокойно на душе. Дорога вымотала, но он надеялся взбодриться вместе с молодой женщиной. Однако ему ответили в «W. E.», что она уехала с отцом по делам и вернётся завтра.
Тогда Хорт решил отоспаться и обосновался в номере, заказав плотный ужин и развалясь на диване перед телевизором. Он мог бы остановиться и у отца, но того сейчас не было в городе, а в пустой квартире родителя было бы ещё хуже, чем в пещере. У него своя жизнь, свой быт, а Хорт не любил вмешиваться в другое пространство. Хватило бы сил разобраться и в своём.
После лета действительно его жизнь как будто повернулась вспять. Где-то внутри не самая его хорошая часть говорила — уж лучше бы ты не совался на родину до конца жизни. Но Хорта будто потянуло магнитом.
Как бы он ни притворялся, всё равно настоящее вылезло изнутри.
А Птичка вытащила всё это гиблое, несчастное и мучительное на свет. Обратно он спрятать не смог. Несколько месяцев жил с вывернутой, больной душой, и теперь приехал расставить все многочисленные точки над «i».