— Хочешь, я тебе кое-что покажу? — вдруг предложил он, отведя наконец внимательный взгляд от неё.
— Давай, — пожала плечами она.
Он махнул огромной узкой ладонью куда-то вдоль реки, и они двинулись в этом направлении.
Ворон был одет в маскировочный коричневый костюм — брюки и куртку, на голову неизменно надвинут глубокий капюшон, что ещё больше делало его схожим с большим мудрым вороном.
Они вышли за ограждение из колючей проволоки, пройдя мимо вольеров с доберманами, которые взбеленились при запахе Птички и полезли на сетку. Дорога шла извилисто, скрываясь в высокой, мощной нескошенной траве. Мокрая трава промочила ей джинсы почти до колена, но Птичка не замечала этого. Они шли молча. Молодая женщина оглядывалась, впитывая в себя увиденное — она раньше не выходила за пределы участка Ворона.
Вскоре они дошли по дороге к сельскому кладбищу в серой, давно крашеной оградке, и тоска натянулась в сердце Птички. Ферзь лежал во многих километрах отсюда — уже десять лет, как его нет, пятого октября он ушёл навсегда.
Молодую женщину почему-то затошнило, в глазах потемнело. Она качнулась, и Ворон быстро и цепко схватил её руку, поддержав.
Снова его внимательный взгляд.
— Зачем ты привёл меня сюда? — хотелось закричать ей. — Я ненавижу кладбища!
Но Птичка молчала, втягивая в себя запах жирной мокрой земли и потревоженной травы. К нему примешивался уже дух сырости и гниения листьев, это приводило к мыслям, что тела тех, кто под землёй, уже давно истлели и проросли корнями деревьев и кустов.
Ворон остановился перед крохотной могилкой, на ней стоял красивый железный витиеватый крест с большой табличкой и фотографией под стеклом. С неё смотрел и смеялся очень красивый ребёнок полутора лет, пухленький, в летней кепочке и с игрушечным корабликом в ручках с перевязочками на запястьях. На могиле стояли свежие цветы, было понятно, что Ворон менял их часто и приходил сюда постоянно.
«Миронов Алексей Александрович, 15\ 03\ 08–12\07\ 09. Помним, любим. Покойся с миром».
Птичка хотела что-то сказать, и не смогла, слёзы заклокотали в глотке, она судорожно сглотнула несколько раз, шмыгнула носом и разрыдалась, беззвучно давя в себе приступ бессилия.
Ворон молчал, глядя на фотографию сына. Он почувствовал состояние женщины и милосердно не повернул в её сторону голову. Птичка зажмурилась, быстро вытерла ладошками слёзы, но целый град их закапал на куртку.
Она всхлипнула и закрыла лицо руками.
— Ты кого-то потеряла? — спросил он, и в это раннее время его голос здесь прозвучал слишком громко.
Птичка кивнула, потом выдавила из себя: — Да!
— Я тоже. Но теперь понимаю, что застрять в прошлом нельзя. Нужно будущее, иначе… можно сойти с ума.
Она несколько раз вдохнула глубоко, заставляя себя успокоиться.
— Да, — выдохнула Птичка, — ты прав. Я уже сошла. Для меня нет пути назад.
— Нет, — просто и спокойно сказал он. — Есть. Иначе ты бы давно уже ушла из этого мира.
— А я и хочу. Знаешь, просто жажду. Не знаю, что меня держит.
— У тебя есть семья — мне хуже.
— Тогда почему ты остаёшься?
Ворон повернулся к ней и оглядел заплаканное, хлюпающее лицо Птички.
— Если уйду сам, то не увижу сына, — серьёзно сказал он. — Самоубийцам нет хода к другим.
— Ты в это веришь? — недоверчиво спросила она.
— Да, многие религии говорят об одном и том же. Я изучал этот вопрос.
Птичка задумалась, тоскливо снова взглянув на фотографию малыша Ворона.
— Это страшно, мне не выдержать так долго такую пустую жизнь.
— Наполни её, дети — это лучшее, что есть в жизни.
Она медленно кивнула: — Я думала об этом. Но ты, наверное, лучше меня знаешь, что это не так просто.
Ворон улыбнулся, чем вызвал почти панику у Птички — она никогда не видела его улыбку. Она казалась какой-то противоестественной, как будто памятник открыл рот и заговорил.
— Это как раз просто, твой брат доказал это. Главное — от кого.
— Да, я это… и имела в виду.
— Пойдём, твой отец будет меня искать. Рыбалка уже должна была начаться час назад.
Птичка побрела за ним, немного успокоившись. Этот разговор ввёл её в замешательство, но стало понятно одно — ей нужно беременеть. Это может вытащить из глубокого колодца душу, сидящую там, в затхлости и холоде, много лет. Уверенность, что новая жизнь в ней — и есть будущее, в которое Птичка не верила, укрепилась внутри.
Уезжали они на следующий день, забирая и Мишу. Птичку странно мучили мысли об этих днях. Как будто само место говорило ей — надейся, верь и люби! Внутри шевелилось какое-то светлое чувство, омрачавшееся предчувствием неминуемой беды.
Ворон приглашал их всех в гости, накормив перед этим свежей дичью, которую они с Чёрным настреляли рано утром.
И когда Птичка отъехала от железных ворот, которые за ними закрыл высокий мужчина, она поняла, почему чувствовала замешательство — Ворон ведь оставался совсем один, но он находил в себе силы бороться дальше.
Взглянув с надеждой на небо из-за визора шлема, Птичка с тревогой увидела грозовые облака, шедшие со стороны Москвы.
С Хортом они условились не брать номера телефонов друг друга, о чём Птичка уже успела пожалеть. Но он всё равно его как-то узнал, потому что когда она вернулась домой, Хорт позвонил ей.
Молодая женщина, услышав его голос, не могла выдавить из себя лишнего слова.
Они условились встретиться снова на Смотровой.
Хорт наверняка сразу заметил её щенячий взгляд, потому что скрыть его было невозможно. Птичка боролась с собой, как могла, но бесполезно.
Она сразу привезла его к себе в квартиру, немного смущаясь и ликуя в душе — ведь именно об этом мечтала, когда въезжала сюда и раскладывала вещи.
Птичка не успела перекинуться с ним и парой слов, как оказалась у себя в постели, вернее, на диване.
Одежда валялась где попало, между наглухо закрытых окон металась духота, пот покрыл их горячие тела. Она лежала рядом с Хортом абсолютно без сил, боль пульсировала в голове от усталости. После череды сложных бессонных ночей и дороги, яростная и жадная любовь вымотала окончательно.
Собрав остатки сил, молодая женщина поднялась, открыла настежь балкон и впустила холодный сырой воздух. В столице надолго застряла непогода.
Обнажённое тело молодой женщины высушило и окинуло холодом. Она поёжилась, и скорее спряталась под одеялом. Хорт сразу обнял её сзади и притянул к себе, нежно целуя гладкое округлое плечо.
— Ты такая хрупкая, — сказал он с лаской в голосе, и Птичка закрыла глаза, улыбнувшись.
— Почему ты не приехал в сентябре? — спросила она.
— Был у наших, русских, во Франции в гостях. Ездили на их Фест.
— Понятно — дела, дела. Ты же президент, я поняла. Мистик тоже разъезжает постоянно по стране, как только начинается мотосезон. И папа с ним.
— У тебя всё нормально? Ты такая уставшая.
— Да, я такая, — задумчиво произнесла она. — У моего брата вышла некрасивая история, в которую он сам влез. Теперь, думаю, всё утрясётся. Надеюсь. Я прослежу за этим.
Хорт заинтересованно опёрся на подушку рукой, приподнявшись.
— Это который твой брат? У тебя же их много?
— Два. У среднего — Миши. Ему девятнадцать, и он «волк».
— Я понял, — чуть усмехнулся Хорт. — У «волков» всегда проблемы с личным фронтом.
Птичка пропустила мимо ушей его реплику.
— У младшего — Тимы, была девушка, очень милая, тихая, и Миша её отбил. Таня что-то с Тимой поссорилась до того и… Короче, Миша сделал её своей и влюбился.
— Ого, — протянул Хорт. — Санта-Барбара.
— Хуже. Миша с Тимом подрались так, что младший чуть не погиб. В драке Миша случайно поранил его. Родители были в таком шоке — отправили его куда подальше. А я случайно узнала, что Танюша беременна. Миша сначала пошёл в отказ, потом подумал и попросил прощения у девушки. Теперь ещё не знаю, женится ли, но от неё не отходит.