До получения прав Лиза еще не доросла — семнадцать лет ей исполнялось только в январе, но она могла бы попрактиковаться в вождении на окрестных проселочных дорогах — это были частные владения. Они сняли плоды с последнего ряда яблонь в пятницу утром и получили последние положенные им деньги. Потом Шон посадил ее на место водителя «доломита» и научил, как включать зажигание и пользоваться рычагами. Это оказалось нетрудно.
— Как рыба в воде, — сказал Шон, очень довольный ее успехами.
Лиза хотела выехать на шоссе и отвезти трейлер на место его новой стоянки, но Шон сказал «нет». Не стоило рисковать. На штрафы у них денег не было. С неохотой Лиза согласилась:
— Наверное, не стоит рисковать и потому, что мне ни к чему попадать в руки полиции.
— В любом случае это противозаконно, — очень серьезно заявил Шон.
Лиза пересела на пассажирское место рядом с ним и принялась за яблоко. Она тайком от Веннера набрала целую коробку паданцев. Веннер был так скуп, что не разрешал сборщикам забирать даже упавшие яблоки.
— Берегись, как бы он не напустил на тебя легавых, — сказал Шон, но при этом засмеялся, и Лиза поняла, что он шутит. Потом он внезапно спросил: — А твоя мама никогда не пыталась увести этого Тобайаса от жены?
— Почему это ты вдруг задал такой вопрос?
— Наверное, подумал о копах и о том, как они схватили ее, и вспомнил, что ты не сказала, приезжал ли он снова, после того уик-энда с гостями.
— Нет, Ив этого не делала, нет. По крайней мере, насколько мне известно, она этого не делала. Ей не представилось случая, потому что мистер Тобайас жил так далеко, и потом, у нас не было телефона, не было машины, в каком-то смысле мы были словно под замком в ловушке.
— Но разве она не хотела этого?
— О да, конечно, хотела. Она хотела находиться в Шроуве, хотела, чтобы ее никто не беспокоил и она жила бы там в свое удовольствие, но больше всего она хотела, чтобы Шроув принадлежал ей.
Я думаю, она рассталась с этой мыслью, лишь когда мистер Тобайас женился. Вернее, она отодвинула эту мысль на некоторое время. Это было очень тяжело для нее: так долго рассчитывать на это — и вдруг отказаться от всех надежд. Конечно, я не знаю, что происходило в ее голове. Я была всего лишь ребенком, но думаю, что Ив сожалела о многом и горько упрекала себя.
— Как это?
— Я хочу сказать, Ив сожалела, что не вела себя иначе. Понимаешь, может быть, если бы мы поехали с ним в Лондон, когда мистер Тобайас впервые пригласил ее, или отправились бы путешествовать с ним, он сблизился бы с Ив, решил бы, что не может жить без нее. Прожили бы так год или два, а потом могли бы все вместе вернуться обратно в Шроув. Они оба тогда были без ума друг от друга, уверена, что у них было так же, как у нас с тобой сейчас.
— Это, по крайней мере, верно, — сказал Шон с улыбкой, он был явно доволен ее словами.
— Но Ив не захотела делать этого из-за меня. Она была обязана оградить меня… от… ну, от мирской скверны. Нельзя было допустить, чтобы я страдала так, как страдала она. Если бы она поехала в Лондон с мистером Тобайасом, ей пришлось бы отослать меня в школу, где я познакомилась бы с другими детьми й чего только не насмотрелась бы. Можно сказать, что Ив ставила на первое место мои интересы, или, возможно, она ставила на первое место Шроув. Ирония судьбы заключалась в том, что она потеряла мистера Тобайаса, потому что на первое место ставила его дом. Что касается меня, то я только и мечтала жить в Шроув-хаусе и иметь Джонатана Тобайаса своим отцом. Ты будешь смеяться, но я все думала о том, что если бы я жила там и дом был бы моим, то я проникла бы в ту комнату. Шон рассмеялся.
— Но он женился на другой, и это было крахом ее личной жизни.
— О нет, правильнее сказать, это было началом ее. Это случилось, когда приехал Бруно. Теперь, когда я выросла, мне кажется, я понимаю, что происходило в ее душе. Ив подумала: «Я потеряла Джонатана. Но я не могу провести всю жизнь, оплакивая потерю, так что и мне придется зализать раны и завести нового любовника». Ей было всего тридцать с небольшим. Шон, она была молода. Она не могла поставить крест на своей жизни.
— А как насчет ванной? Ее сделали?
— В конце концов. Через много лет. Мистер Тобайас забыл об этом в ту минуту, когда Шроув исчез из вида. Он собирался сделать это, но просто забыл, он был очень беспечен. Когда я думаю обо всем этом сейчас, мне кажется, что как только Шроув исчезал из вида, мистер Тобайас забывал и Ив. Он вспоминал о ней раза два в году, и тогда он посылал ей открытку.
Для стоянки трейлера они облюбовали клочок заброшенной земли в том месте, где от проселочной дороги ответвлялась тропа для верховой езды. Практически никто не пользовался этой тропой. Их появление, вероятно, могли бы заметить всадники, но прошла бы не одна неделя, прежде чем об их стоянке узнал бы землевладелец. Законопослушный Шон попытался выяснить, кому принадлежит этот участок, но не сумел. Дело осложнялось тем, что поблизости не было другого источника воды, кроме ручья, который журчал по камням под каменным мостом неподалеку от проселочной дороги. Охваченному сомнениями Шону Лиза сказала, что вода в ручье пригодна для питья. Тем не менее они старались ее кипятить. Мыться можно было в общественном бассейне рядом с супермаркетом, в котором работал Шон. У Лизы было множество планов. И если она и не имела понятия о многих вещах, известных каждому, то знала, как с этим справиться.
В тот день, когда Шон приступил к работе, Лиза осталась одна. Приближалась зима, холодало. Они обогревали фургон газовыми баллонами и масляным радиатором, так что с этим было все в порядке, но впервые в жизни ей нечем было заняться.
Шел дождь, и на улице было холодно, но Лиза вылезла из трейлера, направилась по тропинке к ручью и перешла через мост неподалеку от брода. Листья уже опадали, мягко и печально слетая с сучьев, потому что ветра не было. Они опускались на землю, образуя под ногами влажный скользкий ковер. Листья укрыли и медленно текущий ручей. Небо было серым, в сплошной массе облаков не видно было просветов. Лиза прошла несколько миль по лесным тропинкам и обогнула поле, используя в качестве ориентира церковную колокольню, чтобы знать, как найти дорогу обратно.
Раза два Лиза пересекала шоссе, но на нем было безлюдно, а мимо не прошло ни одной машины. Под деревьями показался олень-мунтжак, голова его, увенчанная тяжелыми рогами, появилась и тут же скрылась в зарослях папоротника. Сойки перекликались друг с другом, чтобы предупредить лесных обитателей о ее приближении. Лиза набрала много разных грибов, но, хоть и была уверена в их съедобности, побоялась использовать их в пищу и постепенно выбросила их все — и пластинчатые, и трубчатые. Определив наобум, но, по обыкновению, точно, что время приближается к полудню, она направилась к дому.
Там ее охватила растерянность, поскольку Лиза знала, что Шон не вернется раньше четырех часов. Прежде ей не приходилось испытывать недостатка в чтении. В прицепе не было бумаги, и нечем было писать, возможности послушать музыку тоже не было, как и коллекций, чтобы их разглядывать, и иголок с нитками, чтобы шить. В конце концов она включила телевизор. И старый фильм Пауэлла и Прессбургера с Уэнди Хиллер в главной роли захватил ее, как захватывали подобные фильмы в Шроув-хаусе, когда она получила доступ к телевизору. Существовали ли когда-нибудь такие люди, разговаривали ли они так, носили ли такую одежду? Или все это было такой же волшебной сказкой, как истории Шехерезады?
Когда вернулся Шон, Лиза спала. Телевизор работал, и Шон рассердился, сказав, что она попусту тратит электроэнергию. На следующий день Лиза поехала с ним в город и попыталась устроиться на работу по объявлению.
Лиза сказала, что ей восемнадцать лет. У нее нет характеристик, потому что раньше она никогда не работала по найму, но с домашним хозяйством она справится. Лиза наблюдала за Ив, а позднее помогала ей.
Дом в Аспен-Клоуз чем-то напоминал тот дом, который прочил им Бруно. Но внутри все было иначе. Лиза никогда прежде не видела ничего и отдаленно похожего на эту просторную, скучную и уродливую комнату с коврами и занавесками бежевого цвета, на стенах которой не было ни картин, ни зеркал, ни, насколько она успела заметить, книжных полок. В бежевых керамических вазах стояли цветы, которые не могли быть настоящими — белые пионы, синие дельфиниумы и розовые хризантемы. Посредине стола и наверху застекленного шкафчика протянулись кружевные бледно-зеленые длинные салфетки.