Вспомнив о свекрови, Кира опустила глаза в пол и тихонько вздохнула — свекровь всегда винила ее в ссорах с мужем, даже если Анатолий был на двести процентов неправ.
Что будет, когда она узнает об их разводе?
Пока Маргарита Леонидовна думает, что это очередная размолвка между ними, которую можно устранить обыкновенными разговорами и извинениями, поэтому так страстно и уговаривала Киру поехать к Анатолию мириться…
А Кира повезла на встречу документы о разводе!
Какой удар для ничего не подозревающей женщины!
Отношения со свекровью у них были вполне сносные — вежливо-воинствующие, но Киру они вполне устраивали: жили они далеко друг от друга и нечастые визиты Маргариты Леонидовны ее не напрягали.
Свекровь не лазила по шкафам, не проверяла полы под кроватями на наличие пыли, не высказывала при девочках своего недовольства невесткой — и на том спасибо — иногда даже хвалила ее стряпню, особенно пироги и холодец, но они, как были чужими людьми, так и остались ими после стольких лет знакомства, хотя и считались довольно близкими родственниками.
Кира пригладила растрепавшиеся волосы и тоже посмотрела в огромное окно на бегущие мимо автомобили (и на стоящие невдалеке тоже), пытаясь прогнать из головы мысли о свекрови, не относящиеся к ее теперешнему «делу» — ей бы сейчас со своими проблемами справиться, а она волнуется о свекрови.
Ну, поплачет Маргарита Леонидовна, поругается, пообвиняет ее, как всегда, во всех грехах и успокоится — многие пары расходятся и ничего, живут дальше…
Продолжая неподвижно стоять у окна, следователь тщетно пытался сосредоточиться на работе, но собственные, неразрешимые проблемы непомерным грузом давили на плечи. Плечи его ссутулились, руки безвольно повисли вдоль тела, и лишь на затылке из двух едва различимых макушек задиристо топорщили в разные стороны прядки волос, не сдаваясь напастям.
Гаишный лейтенант Миронов аккуратно сложил в папочку протокол и показания бывшей подозреваемой, а ныне свидетеля криминального происшествия, громко щелкнул угловыми резинками и выжидательно посмотрел на старшего по званию.
Вздрогнув от резкого звука резинок, Федин обернулся, окинул собравшихся такими же серыми и помятыми, как и его серый костюм, глазами и первым вышел из помещения ДПС.
Всю дорогу, чувствуя себя Иваном Сусаниным (полицейские машины следовали за ней по пятам), Кира переживала, что не найдет то место, где она остановилась в первый раз. Но страхи ее оказались напрасными: место она узнала сразу — на пыльной обочине четко отпечатался след шин «Ягуара» и в придорожной траве валялась скомканная испачканная кровью тряпка.
Машины остановились на довольно приличном расстоянии от места происшествия, и все полицейские чины вышли из машин, Киру же строго «попросили» оставаться в своей машине («А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!») — ее следов на дороге и обочине и так было предостаточно.
Следствие пошло своим чередом: сотрудники следственных бригад совещались, суетились вокруг отпечатков шин, делали слепки всевозможных следов, фотографировали, измеряли, записывали, постепенно перемещаясь все дальше и дальше от дороги, и, в конце концов, все до одного скрылись в редкой, березовой роще.
Посидев немного в одиночестве и поскучав, Кира все же ослушалась строгого приказания и вышла из «Ягуара».
Она выпустила из машины Лариона, поставила клетки с попугаем и Пончиком на зеленую травку подальше от дороги и, закрыв глаза, подставила лицо солнечным лучам, наслаждаясь тишиной и покоем.
Засидевшийся в машине пес радостно носился за бабочками по высокой, густой траве, пугая своим лаем сидящих на ближайших ветках птиц. Капитан Флинт, спрыгнув на дно клетки, пытался достать сквозь прутья понравившуюся травинку, а Пончик с наслаждением поедал только что сорванные хозяйкой свежие листья одуванчика, исходящие липким, молочным соком.
И все они были по-своему счастливы!
Слушая пенье птиц и шелест листьев под теплым ветром, Кира постаралась думать о приятном и у нее, конечно же, это получилось: томно потягиваясь и загадочно улыбаясь, губы ее зашептали странное не привычное для русского мужчины имя… Солнечные лучи наполняли жаром ее разгоряченное воспоминаниями тело и, раскинув руки в разные стороны, словно крылья в полете, она представляла, как будет делиться "солнечным жаром" со своим Ланселотом, унося их обоих в небеса.