Минуты тянулись, как часы, а часы и вовсе были сравнимы по длине с целой жизнью. Я буквально сходил с ума от ожидания и время от времени даже порывался выйти намного раньше. Но останавливала меня, естественно, боязнь ввязаться в сложный разговор с миссис Эткинс, которой будет очень интересно, куда это я собрался идти так рано. Пришлось терпеть – валяться на кровати прямо в костюме, листать книги без малейшего желания прочесть хоть строчку, выводить на полях своих бумаг какие-то закорючки – в общем, делать все возможное для того, чтобы убить время. Получалось не очень хорошо, но, к счастью, время все-таки идет, даже если кажется, будто оно накрепко застряло на одном месте и совершенно не собирается сдвигаться даже на миллиметр. Стрелки на часах все-таки показали половину второго ночи, и я, наконец, отправился в путь. Идти было далеко, но если мыслями ты витаешь где-то вдали от серой реальности, дорога способна сократиться как минимум вдвое. Вот и я совсем не заметил, как оказался у заветной калитки. Правда, часов поблизости не было, а значит, мне оставалось только ждать появления незнакомки или звона колокола на городской башне. Колокол оповестил о своем существовании раньше, а я в этот момент чуть было не запаниковал – может, я ошибся? Может, есть еще одна калитка? Может, это была всего лишь шутка, а все взгляды и улыбки – лишь плод моего разгоряченного воображения? Может, вместо прекрасной девушки, из калитки выйдет ее муж, и миссис Эткинс станет последней, видел меня живым? А может…
Я мог бы мучиться вопросами всю оставшуюся часть ночи, но вдруг услышал шаги. Тихие, едва слышные, но сопровождаемые шуршанием юбок, а значит, свершилось. Еще несколько секунд я пребывал в сомнениях, но тут увидел ее – бледную в свете луны, но неизменно прекрасную. Лицо, обрамленное, темными прядями, казалось испуганным, но испуг тут же сменился облегчением, как только я подошел вплотную к калитке.
– Вы пришли, – прошептала она, а я так и не смог промолвить ни слова. Только кивнул и придвинулся ближе, не отрывая взгляда от ее нежной кожи, больших бездонных глаз, глядящих куда-то в пустоту, и тонких пальцев, которыми она судорожно сжимала обхватившую ее стан шаль, – Как вас зовут, мой друг?
– Уильям, а Вас?
– Ребэкка, - она подняла взгляд и посмотрела прямо мне в глаза, - Вы пришли спасти меня, Уильям?
Я опешил, совершенно сбитый с толку таким поворотом, но тут же закивал, боясь упустить свой шанс, а она в ответ только улыбнулась.
– Однажды так и будет, – шепнуло прелестное создание, – Но сейчас это просто невозможно. Вы будете ждать?
– Я готов ждать сколько угодно, – наконец, заговорил я, немного справившись с волнением, – Это ведь он? От него Вас нужно спасать? От мужа? – увидев, что она печально кивнула, я продолжил, – Давно Вы с ним? Сколько же вам пришлось пережить, страшно представить… Вы ведь были совсем юной, когда он забрал Вас из семьи?
– Шестнадцатилетней, - проговорила Ребекка, но тут же, кажется, засомневалась в своих словах, а губы как будто прошептали «по-моему». А в моей головой с немыслимой скоростью завертелись предположения о том, что такого страшного могло приключиться с девушкой, раз она сумела позабыть о том, сколько лет ей было в самый страшный день в ее жизни. Или самым страшным был вовсе не он? И пока я мучился догадками, целиком и полностью погруженный в свои мысли, она положила ладонь на мою руку, сжимавшую один из прутьев решетки.
– Не волнуйтесь за меня, – сказала она, и я сразу же растаял, еще больше уверившись в мысли, что она заслуживает, чтобы я за нее волновался, – Просто будьте рядом. Приходите вот так же, смотрите… Всё можно преодолеть, если на тебя смотрят вот так, - кажется, по ее щеке скользнула слеза, но я не мог сказать наверняка – луна совсем не вовремя скрылась за облаком, – Не бросайте меня.
– Никогда, – прошептал я, готовый хоть сейчас броситься в объятия возлюбленной, подхватить ее на руки и увезти на самый край света, лишь бы уберечь от боли и страданий. Но толстые прутья калитки были непреклонны, им не было дела до людских страданий – скорее всего, именно их близкие родственники закрывают окна темниц, обрекая виновных и невиновных на мучения и смерть в полнейшем одиночестве. Я вмиг представил Ребекку прекрасной птицей, бьющейся о прутья черной клетки и не имеющей ни малейшей возможности обрести свободу. Но так было раньше. Теперь же у нее был я, а значит, был и шанс на спасение.