Волк, откинув голову, смотрел на Нэльдора. Умаиа не любил имени, которым его прозвали нолдор, имя на синдарине было куда приятнее*(2), можно сказать, даже льстило. Но выражать недовольство Волк не стал — не время ещё. Впрочем, ответить он тоже не успел: тэлерэ прикрыла глаза, сцепила пальцы, глубоко вдохнула, выдохнула… и, не дав Маирону времени на ответ, заговорила дрожащим голосом сама.
— Благодарят за бескорыстный дар, сделанный на радость, на благо. Не за то, что делают ради собственной выгоды, не за то, что делятся отнятым у других, и не за то, что причинили меньше зла, чем могли бы, — и только начав отвечать, Линаэвэн подумала, что, быть может, Саурон и не издевался? Больдог гордился тем, как низко он пал, Саурон может считать свои действия справедливыми и заслуживающими благодарности. Но он же аину, он же должен понимать… И тэлерэ продолжила.
— Ты пришёл в мир много раньше меня. Ты хорошо знаешь, что такое дар и что такое благодарность, что такое радость и что её приносит. Ты знаешь это в глубине своего сердца, даже если хочешь это забыть и лжёшь самому себе.
Выслушав обоих пленников, Маирон спокойно выпрямился и заговорил так, словно отчитывал щенков:
— Ты, Нэльдор, во всем винишь меня, хотя тебе я ничего не сделал. Ты обещал быть гостем, и Ламмион с Безымянной разделили твой выбор. Они не сказали, что не пойдут, не отвергли приглашение быть гостями. Они были рады, что хоть ещё ненадолго пытки отсрочены, что грязь многих дней омыта, что одежда чиста. Но вы решили обмануть меня, пытаясь напасть. И за то были справедливо наказаны: лишь за вероломство и гордыню, ни за что иное. А теперь вы снова едите и пьёте, и при этом поносите меня. У вас очень странное представление о благородстве, примерно такое: что бы мы ни сделали, мы чисты, виновен лишь Враг. Но это ложь. И в доказательство после ужина я поведу тебя, Нэльдор, смотреть на звёзды и не буду спрашивать о тайнах, как не спрашивал и до сих пор. Но вряд ли в тебе и тогда проснётся хоть простейшая благодарность. А ты, дева из Нарготронда, чье имя уже тайна, ты ловко играешь словами. Я не буду вступать с тобой в скучную полемику, например, есть ли твоим спутникам за что благодарить тебя или Нэльдора. Но в основе твоих суждений лежит не справедливость, а ненависть ко мне и предвзятое отношение.
Эльфы были возмущены словами Саурона, и, пока Нэльдор призывал себя к спокойствию, снова заговорила Линаэвэн. Воины защищали её в схватке, заслоняли собой во дворе, здесь же она, как старшая, должна была заслонять Нэльдора.
— Доводилось ли тебе встречать эльдар, что поверили бы в твою честность и доброту? - спросила тэлерэ умаиа. - Так к чему этот невинный вид, словно это ты дева из Нарготронда? - Линаэвэн глубоко вздохнула, пытаясь немного успокоить себя. Хотя бы для этой беседы… Хотя бы пока не случилось ещё чего-то ужасного. — Я считаю твои слова насмешкой, но попробую поверить, что аину может в самом деле не понимать, как его слова смотрятся со стороны, и объясню. Первое. Эта ванна, эта комната, эти книги и трубы не твои. Ни по праву творца, ни по закону. Ты захватил их у моих родичей, перебив мастеров, книжников, жителей. И потому все, чем мы пользовались, наше по праву. Мы взяли малую часть того, что и предложили бы нам на Тол Сирион, не захвати ты эту крепость.
— Если данное мною – это ваше по праву, то отчего же лишь вы трое согласились воспользоваться отдыхом, ванной, едой? — усмехнулся Волк. — Не пытайся рассказать «правду» о том, что именно я имел в виду, Безымянная. Или ты хочешь, чтобы мы соприкоснулись разумами и ты убедилась в том, что оболгала меня, Светлая?
Линаэвэн понимала: не стоило рассчитывать на то, что ей удастся в чём-либо убедить Саурона. Если бы умаиа мог прислушаться к словам пленников, он не оставался бы слугой Моргота. Но пока они вели речь о праве и других отвлеченных вещах, а не о картах, время шло… А там можно будет сослаться на то, что уже поздно и они с Нэльдором устали. Конечно, после отдыха наступит завтра, но… завтра и нужно будет заботиться о завтра, а пока нужно было выстоять сегодня. Саурон же так грубо и явно попытался подловить ее сейчас, что Линаэвэн почти удивилась…
Удивилась бы, не будь сильны совсем иные чувства.
— Нет, я не открою тебе свой разум, чтобы доказать или выяснить что-либо, — ответила дева. — И да, почти никто из моих спутников не согласился на твое гостеприимство, не желая быть пойманным на словах, как был пойман Нэльдор. Но ты представил всё так, что отдых и еда выглядели словно бы данными нам как поощрение или награда, и я не поняла вначале суть твоего жеста. А суть проста: вначале отнять, затем вернуть малую часть отнятого и назвать это милостью. Накорми того, кто сам был не в силах найти пропитание, без требований платы или службы, и я назову это милостью. Но мы не нуждались бы в воде и отдыхе, если бы твои орки не захватили нас и не гнали без передышки. Ты выдаёшь за награду то, что выпустил пленного из камеры, будто не сам заключил его туда; то, что отсрочил пытку, которая без тебя и не грозила бы никому из нас. Ты не дал нам ничего, чего бы у нас не было прежде, но только отнял: за что же тебя благодарить?
Маирон без тени гнева, спокойно смотрел на деву: давать отповедь ему, Повелителю Волков, было опрометчиво. Такое Маирон терпеть не стал:
— «И да, почти никто из моих спутников не согласился на твое гостеприимство, не желая быть пойманным в словах, как был пойман Нэльдор»… Ты имеешь в виду, что Нэльдор самый молодой и глупый из всех? — продолжил Маирон мысль Безымянной. — А ты, как его старшая сестра, отправилась с ним, чтобы присматривать и помогать ему. Слышишь, Нэльдор? У тебя теперь есть названая сестра. - Волк отставил пустой кубок и размял плечи. — Твои же обвинения, Безымянная, нелепы. Ты или глупа, или просто не воин. Но мы воюем, и ни ты, ни я не можем это изменить. По праву силы эта крепость, эта пища, да и вы сами, принадлежите мне. Так же, как и вам принадлежит всё, что вы отвоевываете или захватываете. Но несмотря ни на что я пытаюсь быть добрым к вам. Хотя и вижу, что ты это не способна оценить.
— Нет никакого «права силы», - ответила дева. - Странно слышать о таком не от орка.
Линаэвэн слова Саурона о названой сестре почти не задели, просто Саурон понял причину, по которой она оказалась здесь… Жаль, но ожидаемо. Зато слова умаиа задели Нэльдора. Когда Линаэвэн объяснила, что все, что они получили здесь, это не награда, не подачка, а часть того, что отняли у них же, Нэльдору стало легче. Линаэвэн была права, и она в самом начале говорила: другие будут рады узнать, что они целы, здоровы и ничего не выдали врагу. Но… он выдал. Молод и глуп… Да, это было глупостью –соглашаться на предложение Саурона! В тот момент Нэльдор не мог спросить совета тех, кто старше, но он же видел, что никто больше «в гости» к Саурону не идёт! И Линаэвэн пришлось пойти за ним, чтобы защитить его — а он думал, это он защищает деву.
Но пока Нэльдор терзался своими мыслями, разговор меж тэлерэ и умаиа продолжался.
— Можешь считать, что я не ценю твоей «доброты», — произнесла эллет, вновь задавшись вопросом: Саурон издевается со спокойным видом, лжёт им, всерьёз рассчитывая, что ему могут поверить, или же лжёт самому себе? И вдруг Линаэвэн с удивлением поняла, что Саурон похвалил её: не тогда, когда восхищался выдержкой, это было то, что он говорил со своим расчетом, а тогда, когда вскользь назвал её Светлой, явно недовольный её ответом. Тэлерэ не заметила, что Саурон произнес “Светлая” с сарказмом.
— Я вижу, дева, что мы с тобой не сможем понять друг друга, - вздохнул Волк, не видя больше смысла говорить с этой “гостьей”. - Возможно, однажды, со временем, ты поймёшь, как была неправа теперь. А ты, Нэльдор, если не хочешь быть опекаемым младшим братом, не молчи и говори сам.