Эллет касалась руки Марта — ей было жаль, что этот добродушный адан так заморочен. И, увы, из-за её ошибок не верил ей ещё более, чем вначале.
Пока они спускались по лестнице, тэлерэ различила брызги крови на сапогах горца, которые не заметил Март, когда приводил себя в порядок после допроса Эйлианта. Она вздрогнула всем телом.
— Март… на твоих сапогах кровь, — Линаэвэн произнесла это почти с недоумением, ещё не понимая, как это может быть, после его слов о доброте Саурона, уверенности, что всё будет хорошо.
Март удивлённо глянул и только покачал головой.
— Я и не заметил, — «с непривычки», добавил горец про себя. — Не бери в голову, я все сотру.
Линаэвэн остановилась на лестнице.
— Ты… так спокойно говоришь об этом? — словно о дорожной пыли или брызгах на одежде от пронёсшегося мимо коня: запачкался, не заметил, сейчас омоюсь. Нет, это было не спокойствие, скорее нежелание говорить. — Март, что произошло, и отчего ты не рассказал мне о том? Чья эта кровь? — её голос звенел от напряжения. Упрека или обвинения в нём не было, была тревога за родичей. Он видел Нэльдора во время пытки. возможно, и сейчас видел одного из тех, кого мучили, и стоял совсем близко… В худшее Линаэвэн пока не верила.
Марту было неловко говорить Линаэвэн о том, что он участвовал в допросе пленника. Неловкость превратилась в раздражение.
— Ничего особенного не произошло, Линаэвэн. Лишь то, что происходит в плену с упрямцами и глупцами, которые отказываются от даров. Здесь не о чем говорить, идём на кухню.
Линаэвэн отняла у Марта руку, отступила на шаг.
— Моих товарищей пытали так, что кровь долетала до твоей одежды, и ты говоришь об этом так? Как сильно ты изменился, как скоро стал безжалостен.
— Безжалостен? — возмутился Март.- И тебя, и других уговаривали, как только могли! Вы вынуждаете нас делать это! Думаешь, кому-то из нас нравится допрашивать?
Линаэвэн услышала это повторённое «нас». Ещё надеясь, что ошиблась, переспросила:
— ” Нас» — значит, и ты? — и убедившись, что это так, отшатнулась. С жалостью к тому, что сотворили с этим аданом, соединились чувства, каких она никогда прежде не питала к Марту: страх, отвращение и гнев.
— Это чудовищно, — жалость побудила её говорить дальше. — Я скажу тебе… наверное, в последний раз. Ради того, кем ты был, ради твоих предков и твоего брата. Возможно, однажды ты услышишь и поймёшь. Если бы тебя захватили твои враги, и ты не сделал того, что они хотят от тебя, даже после того, как тебе посулили разные блага, и тебя за это стали мучить, ты счёл бы, что они добры или жестоки? Если бы так поступили с твоими близкими, как ты относился бы к тем, кто это делал? Тоже считал, что они, бедные, вынуждены терзать твоих друзей? Ещё скажу тебе: содеянное тобой непоправимо, но возможность раскаяться и искупить зло есть у всех. Более я не буду ни спорить, ни убеждать. После того, как Саурон сделал из тебя палача, нам действительно не о чем больше говорить.
Слова Линаэвэн… жгли. И Март ответил невпопад:
— Из всех вас молчат только трое, значит, нет ничего страшного, чтобы рассказать, что знаете, и уйти. Даже тот, кого вы зовете лучшим, Лагортал, рассказал все и ушёл. Значит, и вы можете это сделать. И если бы не упрямство, вы бы уже были свободны.
— Каждый решает за себя. И отвечает за себя. Мне говорить нельзя, — она всё же ответила, но уже иначе, чем до того говорила с Мартом. И поняла: он будет теперь убеждать её заговорить, а возможно… и пытать, когда она откажется.
Эллет молча прошла на кухню. Она сейчас помогала родичам, чтобы хотя бы пища укрепляла их силы.
***
Днем Энгватар вновь лечил Кириона.
— Они принялись за Эйлианта. Феаноринг молчит. Линаэвэн остается на кухне, и ее не трогают.
— Спасибо за вести. Хорошо, что Линаэвэн пока в безопасности, — произнёс Кирион. Он сознавал, что именно «пока». Рано или поздно её будут допрашивать о письме. Ещё одно было хорошо, что их осталось лишь трое. То, что допрашивали Эйлианта… это было горько, но могло быть хуже. И у самого Кириона оставались ещё шесть дней лечения и отдыха.
***
В обед, когда Линаэвэн пришла готовить вновь, на кухню зашёл Больдог.
— Март, постарайся отдохнуть сегодня днём. Мне понадобится твоя помощь после ужина, — орк обнял горца за плечо. — Ты настоящий Воин Твердыни. Повелитель прав: скоро тебя будет нужно отвести в Твердыню и представить Учителю. Ты заслужил эту честь.
Линаэвэн услышала слова Больдога и поняла, что сегодня беоринга вновь поведут помогать при пытках. А вскоре уведут в Ангбанд… Что будет с ним после встречи с Морготом? И сделать ничего нельзя. Эллет медленно обернулась к Больдогу.
— Да постигнет тебя гибель за то, что вы сотворили с Мартом, и за всё зло, что ты совершил, — эти слова ничего не изменят: сколько раз пленники проклинали Больдога, сколько раз проклянут ещё.
— Откуда в тебе столько злобы, — вздохнул Больдог и вышел.
***
После того, как ужин был приготовлен, Март предложил Линаэвэн разделить с ним трапезу. И тэлерэ сдержанно ответила:
— Если я принимаю твоё гостеприимство, то не должна отказываться и от еды, — она будет ужинать вместе с ним, если потребуется, и говорить вежливо и сдержанно. Потому что таковы «обязанности гостя».
Эллет говорила то о незначимом с долей отстранённости, а то вежливо уклонялась от ответа. Сердце сжималось от того, что сделали и продолжали делать с Мартом, но теперь она уже не могла говорить с ним как со своим. С обманутым, но добрым беорингом, до которого она так неудачно пыталась достучаться. Возможно, Бэрдиру это удалось бы лучше. Теперь перед ней был тот, кто мучил её товарищей. Но хотя бы не строил ловушек — можно было не слишком опасаться случайно проговориться, если следить за собой.
Новая манера Линаэвэн держаться нравилась Марту куда больше. Пожалуй, это была самая приятная беседа с тэлерэ.
День прошёл без происшествий.
***
Оставшись одна, Линаэвэн дала волю слезам — о Бэрдире, о тех, кого ныне пытали, о том, что её товарищи многое рассказали (часть почти ничего не знала о посольстве, но другие — да), об участи Марта… В печали она наконец уснула.
***
После ужина Март вновь пошёл с Больдогом допрашивать Эйлианта. Нолдо уже был подготовлен к допросу — сегодня на вертикальной дыбе, едва касаясь ногами земли.
— Воины Твердыни опять пришли доблестно сразиться с привязанным? Вы оба на удивление отважны, — усмехнулся феаноринг, вспомнив горделивые слова Смертного-предателя.
Правда, пытка для не до конца восстановившегося тела оказалась тяжелее предыдущей; особенно, когда растянутого нолдо, которому причиняли боль и натяжение пыточного устройства, и вес собственного тела, стали бить кнутом и лить солёную воду на раны. Эйлиант, что вначале молчал, не мог сдержать стона. Но когда пытку прервали, юноша подумал об Эвэге — он теперь был тайно на стороне эльфов, и это воодушевляло — сжал зубы и поднял опустившуюся от боли голову.
Больдог не ждал, что феаноринг заговорит сразу, но если вчера эльф молчал, то сегодня уже стонал. Завтра будет кричать. А потом… потом он заговорит.
Комментарий к 31. Изменения.
*В Битве-Под-Звёздами именно Лорд Келегорм разбил южную армию Врага, которая осаждала Гавани Кирдана.
========== 32. Птица и феаноринг. ==========
Девятый день в крепости прошёл для Линаэвэн спокойнее предыдущих, не принеся никаких потрясений. Она готовила, сидела за столом с Мартом, если нужно, говорила вежливо и отстранённо, вновь готовила. Все предыдущие дни были длинны, а сегодня она не заметила, как опустился вечер. И тэлерэ вновь думала — кого сейчас будут мучить? Эйлианта? Кириона? Обоих? Она не знала, что Кирион сейчас получал отдых и лечение.
Лечил Эвэг и Эйлианта — по приказу Саурона так быстро, как возможно (какие сроки были необходимы для лечения, оба умаиар знали, так что Эвег не мог обмануть Волка).