***
Кирион и Эйлиант в это утро получили на завтрак жидкую кашу из прелой крупы. Шёл одиннадцатый день плена.
***
Когда солнце клонилось к закату, Фуинор забрал из башни Арохира и Химмэгиля:
— Поклянитесь, что вы не расскажите ничего из того, что было здесь, на Острове, и вас сейчас же отвезут на свободу.
Химмэгиль молча смотрел на своего Лорда, готовый повторить его ответ. И Арохир ответил:
— Я клянусь, что не стану говорить о том, что было на Острове, в плену, ни с кем, кроме товарищей по плену наедине с ними, — было бы тяжело не обсуждать всё случившееся с Химмэгилем. И бесмысленно, как считал Арохир: Тёмные должны были опасаться рассказа тем, кто не знает, а не разговора меж теми, кто и так знает. — И об освобождении тоже.
Химмэгиль дословно повторил эту клятву, и умаиа проводил их до ворот: там их ждал Драуглин с лошадьми. Вышел проводить Арохира и Волк.
— Доброго пути, лорд. Если встретишь Лагортала, передай ему привет от меня.
— Спасибо, передам, — чуть помедлив, ответил Арохир, и они отправились в путь.
Когда нолдор отъехали от Острова, Химмэгиль спросил:
— Можем ли мы вернуться домой или это слишком опасно?
— Увы, в Нарготронд возвращаться не стоит, — сейчас Арохир уже не был так потрясён, как когда Саурон помогал ему исцелиться и укрывал пледом. — Брэтиль близко, туда и направимся.
***
Наступил вечер, и Март остался приятно проводить время с аданэт, а Больдог один спустился в подземелье. Сегодня с феаноринга срезали тонкие полоски кожи — так, чтобы Эвег приладил их потом обратно — а дальше терзали рану и протыкали ее длинными расскаленными иглами. Юноша не смог молчать, но превращал свои крики в насмешки и проклятия, и так продержался до конца пытки…
***
У Эвега впервые дрогнули руки, когда он склонился над Эйлиантом.
— Я исцеляю тебя для новой муки. Я был занят эти дни, я придумал снадобье, но не уверен пока, как хорошо оно работает, и… примешь ли ты его. Снадобье, что не лишит тебя сознания, но притупит боль. Я не могу дать его Кириону: остальные знают, что он не может молчать. Ты же можешь. Так молчи, но не испытывая боли. Хотя бы пока тебя допрашивают без Кириона.
Эйлиант более не спрашивал Эвэга при встречах, что произошло, и отчего он теперь снимает боль (да ещё втайне от родичей), хотя прежде причинял её. Снимает и пытается помочь — хорошо. Он теперь за эльдар? Ещё лучше! Когда целитель предложил Эйлианту снадобье, феаноринг обрадовался — он достаточно испытал себя, а держаться нужно было снова и снова, при всё более тяжёлых пытках, и притупить боль… это был бы замечательный дар. Так он и сказал, но все же не мог доверять умаиа полностью.
— Ты не уверен, хорошо ли работает зелье, но обещаешь, что оно именно притупит боль… ничего другого? — он не подумал, что пожелай Эвэг, он мог бы не спрашивать Эйлианта, а напоить его насильно или подлить зелье в пищу и питьё.
***
Так прошло еще два дня.
Эйлиант не сдавался, хотя пытки становились все более жестокими. Ему помогало и зелье Эвега — увы, оно полностью не снимало боль, но притупляло ее. Эвег продолжал работать над составом, улучшая его. Заодно это был повод не встречаться с другими умаиар: сказать, что занят, и запереться у себя.
***
После помощи Эвэга Кирион легко поднялся. Боль целитель снимал каждый день, сейчас же не осталось ни слабости, ни ран… ни даже шрамов.
— Спасибо тебе, — Кирион коснулся плеча Эвега. — Если бы не память, можно решить, что меня только взяли в плен. Но теперь у меня осталось два дня. Ты знаешь, что ждёт меня в эти дни сейчас, когда я больше не нуждаюсь в исцелении? — Кирион считал эти дни, и каждый день он задавал Эвэгу один и тот же вопрос: «Как Эйлиант?».
— Эти два дня тебя не будут трогать, но и я не смогу приходить к тебе. А потом, наверное, перед тобой будут допрашивать Эйлианта. Он очень силен, он молчит, когда многие бы стонали, и стонет, когда невозможно не кричать. И я не знаю, что посоветовать тебе, и чем вам помочь…
— Я постараюсь быть готовым, насколько возможно, — тихо ответил Кирион. Сплёл пальцы… Как, действительно, приготовиться к тому, что перед тобой будут мучить товарища? Разве что неожиданностью не будет. — Удивительно, но эти пять дней окажутся в числе лучших, — лучше было, наверное, только, когда они остались с Лагорталом в одной комнате и шептались. Большую часть остального времени Кирион был избавлен от пыток, но оставался один и ничего не знал о других…
— Мне… очень давно не говорили таких слов, — Энгватар был так тронут, что лицо его стало еще печальнее. — Я пробовал сделать так, чтобы вы присутствовали при лечении друг друга — видели мучения друг друга, как остальные думают — но мне запретили. Они хотят, чтобы вы не успели подготовиться к полной пытке.
Даже то, что Эвэг пытался помочь товарищам встретиться, хотя и безуспешно, было в радость. Прежде, чем целитель ушел, Кирион коснулся руки — умайа? Его стоило так звать сейчас?
***
Уже на третий день Март и аданет обнимались у всех на глазах, словно давние возлюбленные, но… как беспокоилась тэлерэ, не слишком ли открыто? Линаэвэн была удивлена быстротой, с какой сближались Март и Лэннадир. Тэлерэ не столь много общалась с людьми, чтобы оценить, часто ли всё происходит столь стремительно, но ей виделось в том нечто большее, чем желание Смертных, чьи жизнь и молодость так коротки, успеть как можно больше. Сегодня влюблённые ещё не пришли на кухню, когда орки привели Линаэвэн. И другие девы, что служили там, начали перешёптываться.
— Каков наш Март, оказывается! Из молодых, да ранний.
— А Лэннадир? Всегда была такой тихой, скромной, казалось, только на котлы и смотрит…
— Верно, долго она таилась — никто и не заметил.
Так эллет поняла, что и для людей происходящее выходило за пределы обыкновенного. Март и Лэннадир вошли вместе, прижавшись друг к другу, и рабыни замолчали. Однако расспрашивать Марта или Лэннадир эллет виделось бестактным.
***
Какой-то частью сознания Март понимал, что происходит что-то не то, но… он не мог понять, что именно не так. Мысль словно все время ускользала от него, и он забывался. И еще… его всё больше раздражало присутствие Линаэвэн рядом. Словно он видел в тэлерэ немой укор.
***
Тем же утром Фуинор вывел из башни Оэглира:
— Эйлианта жестоко допрашивают, но он молчит. Помоги своему другу, уговори его уйти с тобой.
Оэглир не собирался уговаривать Эйлианта — сам не устоял, но тянуть за собой друга?! Подумал — может быть встретиться с ним, чтобы, напротив, призвать держаться? Хорош же будет такой призыв из уст того, кто всё рассказал! Да и сама встреча с тем, кто живёт в покое и вот-вот уйдёт, Эйлианта может только смутить, не наоборот.
— И не подумаю, — ответил Оэглир. — Добрая весть, что он молчит.
— Думаешь, Оэглир, это тебя пытали? Нет, тебя лишь чуть пощекотали, а Эйлиант терпит пытки уже неделю, и лечит его после допроса не Лаирсул, а Эвег.
Что такое лечение Эвэга, Оэглир хорошо знал. И — Эйлиант терпит неделю?! Воин Лорда Куруфина восхитился стойкостью младшего товарища. И обожгло: «Ведь Эйлиант верил в тебя, с тебя хотел брать пример — а ты?»
Оэглира все же привели в камеру к Эйлианту, которого только что закончили допрашивать — молодой феаноринг полувисел на стене, в крови, ожогах, со сломанными пальцами, так что кости торчали наружу.
— Попрощайся, Оэглир, со своим другом. Ты оправился после плена, теперь тебе пора возвращаться домой.
Скованным и нерадостным было прощание. Оэглир видел, как держится Эйлиант, через что он проходит…
— Мне легче, чем кажется, мне… помогает то, что ты советовал мне прежде, — Эйлиант так хотел сказать Оэглиру, что ему не столь больно, как было бы другому, что его лечение становится отдыхом и даже радостью, что у пленных появился нежданный союзник и помощник в стенах темницы… Но не мог, ведь он выдал бы Эвэга. И потому — получилось так.
Оэглир в этих словах услышал желание его утешить и с горечью подумал: «Он ещё меня пытается поддержать».