— Держись, Эйлиант, как держался до сих пор. Лорд Келегорм гордился бы тобой. Если будет совсем тяжко, думай о нём, о том, чего он ждёт от тебя, — если бы Оэглир сам подумал о Лорде в тот миг, когда решил заговорить, то… Поздно было думать, что могло бы быть. — Прощай, Эйлиант.
— Прощай, и… удачи тебе, — Эйлиант хотел бы попрощаться иначе, не вися на стене, но иначе им не дали.
***
Волк был зол — его план провалился, Эйлиант не ненавидел предателя-родича, они расстались как друзья. Оэглира с Лаирсулом отпустили, но перед этим Лаирсулу сказали:
— Ты забрал у пленников последнюю радость, больше не будет никого, кто поддержал бы их, ободрил или унял их боль. Ты бросил их всех один на один с бесконечным страданием. Какой же ты целитель, если бросил страждущих?
Лаирсул закусил губу. Ему самому было страшно — как трое его товарищей (один — юноша, другой — синда, что был слаб телом, но не духом, третья — дева, не воин!) останутся теперь без помощи, без поддержки, когда даже лечение их обратится в пытку?! Ведь ими будет заниматься Эвэг, умайа; Лаирсул видел, что он творил с Оэглиром… Но нолдо-целитель сознавал, что иначе он помог бы палачам, исцеляя для новой пытки — он просто не мог поступить так. Лаирсул махнул рукой Оэглиру:
— Идём.
На том эльфов вывели прочь с Острова.
***
За ужином Март пожаловался Волку, что общество Линаэвэн тяготит его.
— Ты добр и благороден, Март, а она этого не ценит. Отправь ее ненадолго вниз, пусть она поймёт, от чего ты ее защищаешь. Уверен, тогда она станет другой. Нет-нет! Конечно, никто не станет ее пытать, лишь собьют с нее спесь.
***
Ночью к Линаэвэн пришли орки:
— Ты больше не готовишь, так и нечего тебе делать здесь.
Деву отвели вниз, в подземелье, но не в камеру. Приковали за руки и за ноги меж потолком и полом, прямо напротив лестницы, в разные стороны уходили коридоры с камерами. Кирион и немного отдохнувший Эйлиант были посажены на цепь в соседних камерах так, чтобы они могли видеть Линаэвэн. А тэлерэ стояла посреди залы, с поднятыми к потолку руками, не имея возможности отойти или сесть. Вокруг собралось много орков, всем хотелось развлечения.
Тэлерэ ждала, что однажды её уведут в подземелье, хочет того Март или нет. Или это случится против его воли, или его убедят, что это необходимо… Если уж убедили самого участвовать в пытке её родичей, хотя совсем недавно он их жалел, говорил, что пошёл бы на всё, кроме предательства, чтобы избавить от такой участи. Но и тогда он ни словом не укорил палачей. С другой стороны, она сама желала разделить участь товарищей, сама желала уйти в подземелье. Вот и сбылось, и нужно приготовиться к боли и терпеть.
— Линаэвэн! — два возгласа прозвучали почти одновременно, и две цепи (пленников приковали к стене за ошейники) натянулись. Эльфы надеялись не увидеть здесь посланницу, ведь она более десяти дней как жила наверху.
— Вы остались стойкими. Пусть же никто из вас не говорит — иначе вы причините мне зло: превратите меня в орудие в руках Тёмных, в ту, что вырвала из вас признания! — воскликнула тэлерэ. — Боль пройдёт, а это останется.
Товарищи опешили: того она и желала. Спустя краткое время они осознают, что Линаэвэн хочет укрепить их чем-то более действенным, чем «Держись», хочет дать ещё одну причину держаться, кроме тех, что были у Кириона и Эйлианта, и снять возможную вину за то, что они не помогают. Когда начнётся сама пытка, вряд ли ей удастся поддержать кого-либо…
— Если один из вас заговорит, все прекратится, — обещал Больдог. После чего на эдэлет разорвали одежду, оставив ее обнажённой стоять на всеобщем обозрении.
— Эльфки не выносят насилия, но поглазеть-то можно! — загоготал Больдог и отвесил тэлерэ шлепок по попе. Другие орки улюлюкали в ответ и давали грязные комментарии, смысла большей части которых Линаэвэн не понимала. Да и был ли у них смысл, кроме желания оскорбить и унизить? Прикосновения орочьих лап и взглядов было мерзкими для эльдэ, унизительным, полным скверны. Эллет прикрыла глаза… А затем вновь медленно открыла их под орочий гогот и насмешки. Её охватило странное, почти неуместное в этом подземелье чувство. Она ощущала себя защищённой, словно и сами орки, и их взгляды и слова тянулись к ней и не могли коснуться. Её незримо укрывало нечто помимо одежды… и ужас во взгляде сменился смесью недоумения и брезгливости к тем, кто не способен увидеть красоту, а видит только отражение собственной мерзости.
***
Жертва отказывалась пугаться. И ее родичи тоже молчали. Но что, если продолжить?
Орки постепенно разбредались из зала по своим делам, а Линаэвэн так и осталась стоять посреди прохода.
Больдог знал, что это стояние скоро будет мучительным, но этого мало. Линаэвэн должна чувствовать унижение, отвращение и безысходность!
Проходящие мимо орки лапали эдэлет, хватая то за попу, то за грудь, то за бедра. Другие останавливались и не трогали руками тело, но зато, схватив за лицо или за волосы, говорили тэлерэ, что бы они с ней сделали, будь она человеком.
— А вы, голуги, слушайте да смекайте, может, кто на кухне провинится, тогда мы вам все это на деле покажем.
***
Чувство странной защищённости покинуло Линаэвэн, она была беззащитна перед мерзкими тварями и содрогалась от отвращения, и не могла закрыться, уйти, заткнуть уши… разве что глаза закрыть, но это почти не помогало. Орки не унимались и становились всё нахальнее и омерзительнее, и всё труднее было терпеть. Эллет тихо застонала, хотя боли не было, по лицу текли слёзы… Она не забудет этого отвращения, не сможет легко переносить чужие прикосновения, не вспоминая невольно этот страшный день; не сможет легко искупаться в реке… Хотя доведётся ли ей купаться — кто дозволит ей это?
— Если вы её убьёте, а вы можете, вас самих казнят! — выкрикнул Кирион. Эйлиант проклинал орков и напрягал все силы, натягивая цепь, пытаясь вырваться.
— Убьем! — ржали орки. — Как бы ни так! Знаешь, сколько здесь до нее побывало? Ха, мы знаем до какого предела можно идти. На опыте выяснили. Хочешь узнать, как?
— Вы знаете, как это можно остановить, — обронил Больдог. — Боль пройдет, а то, что мы будем с ней делать, останется навсегда. Защитите ее.
Конечно, Линаэвэн сейчас горячо желала, чтобы всё это кончилось — но не такой ценой! Больдог сбил её с толку, обратив против неё её же слова — боль пройдёт, а память об этом останется, и они не были ложью, так что тэлерэ не вмиг нашлась с ответом. «Не прибавляйте к одному злу другое, я всё равно не забуду отвращения, а так вы добавите к нему ещё и то, о чём я сказала прежде,» — так она желала сказать товарищам, но выговорила только:
— Не приба… — резкий удар по губам помешал ей договорить.
Эльфы были на взводе. Они слышали слова Линаэвэн до того, но разве сейчас ей не причиняли зло?! Деве, не готовой к издевательствам, вышедшей в путь безоружной и бездоспешной — это они, воины, должны были её защищать. Для обоих было нестерпимо видеть, как глумятся над тэлерэ, оба готовы были сейчас сказать о том, что знают… но синда оказался медлительней, а Эйлиант горячей.
— Прекратите это, я… скажу, — Эйлиант начал почти с крика, закончив тише. — Обещайте, что никогда больше с Линаэвэн не сделают подобного, и я скажу.
— Никогда больше, — эхом отозвался Кирион. Иначе… её отпустят сейчас, а спустя день или два повторят. Синда не стал говорить более, потому что уже начал Эйлиант…
Линаэвэн, пытавшаяся остановить товарищей, вновь была остановлена резким ударом по губам.
— Скажи все, что знаешь, и с Линаэвэн так никогда больше не поступят. Скажи часть, и ее не тронут неделю. Более того, тебе позволят ее утешить: вишь, как дрожит всем телом и рыдает.
— Нет… — донеслось от Линаэвэн.
Эйлиант старался сберечь своё задание в тайне, но не мог выдержать того, что творили с Линаэвэн… Опустив голову, юноша произнес:
— Я скажу часть… Лорд Келегорм передал Кирдану советы по обороне; в прошлый раз правитель Фаласа допустил ошибки, — Эйлиант хотел на том и остановиться, но от него требовали большего. Пришлось рассказать, в чём состояли советы. Тогда Линаэвэн отвязали, дали ей грубый плащ и отправили деву в камеру Эйлианта. До утра их не трогали.