Линаэвэн казалось, она нашла одновременно слова, чтобы укрепить Эйлианта, и способ избавления. Только умолкнув и ожидая ответа, она осознала, что держит юношу за руку, осторожно, но без страха, без мысли об орках… Она сможет брать за руки друзей, обнимать их — Тёмные не сумели изменить это. Хотя сейчас она протягивала руку сама, принять прикосновение, объятие будет труднее, и страх и тяжёлое воспоминание не уйдут скоро. Но если одно может быть преодолено за часы — можно было бы многое изменить за годы. Если чудо произойдёт, и она спасётся, у неё будет много времени, и будет возможность обратиться к целителю.
Нолдо хотел обнять и прижать Линаэвэн к себе, но не посмел, только поднял свою руку, которую держали пальцы эльдэ, и осторожно прижал их к губам, и Линаэвэн улыбнулась. Если тень пережитого долго будет мешать ей спокойно принимать объятия, она может сказать родичам, чтобы они были бережны — и они, несомненно, будут. Только что она была почти уверена, что отсюда ей не выйти иначе, чем через Чертоги Ожидания, а слова Эйлианта стали словно свежим ветром…
Тело эльфа, чародейством Энгватара, заживало, но сил организма не хватало, чтобы так быстро восстанавливаться — Эйлиант был покрыт уродливыми шрамами и выглядел изможденным, но его глаза смотрели прямо и были все также ярки.
— Я слишком юн, чтобы быть в состоянии помочь тебе. Но ты мудра, и ты сама нашла, как освободиться от Тени, и более того, рассказала мне, чтобы и я знал и держался… Ты очень сильная и мудрая. Теперь я понимаю, почему Финдарато и Маитимо послали именно тебя. Они знали, что даже если случится худшее, ты все равно справишься с их поручением. Я… постараюсь об этом помнить и молчать. И Кириону постараюсь сказать то же. И… — феаноринг боялся, что их подслушивают, потому не мог сказать напрямую, — кто знает наперед? Быть может, исцеление к тебе ближе, чем ты думаешь. Кажется, ты уже встала на этот путь.
— Должно быть, Тёмные так и считали, что ты слишком юн, чтобы помочь, иначе не позволили бы нам беседовать. Я сумела разобраться и нашла пути, но без тебя мне трудно было бы справиться. Я старше вас, но ты помог мне сейчас, а прежде Бэрдир помог избавиться от чар и не подвергнуться допросу раньше времени; к несчастью, его отправили в Ангбанд. Рада, что мы с тобой сейчас можем быть рядом. У нас есть время для отдыха… потом тебе, верно, понадобятся силы… — опять эллет умолкла, сознавая, что и для Эйлианта должно быть большой радостью встретиться с ней, но не нужен ли ему отдых сейчас? — Мы можем поделиться друг с другом тем, что было с нами, или, хочешь ли, я могу спеть для тебя? — Линаэвэн больше не дрожала, и слёзы её высохли.
— Мне нечем особо делиться, — мотнул головой эльф. Ему не хотелось говорить о случившемся Линаэвэн, но молчать теперь было нехорошо. — Меня допрашивали всю последнюю неделю, каждый день. После допроса Эвег лечил меня, и все повторялось. Каждый раз они придумывают все новые пытки… хотя вряд ли придумывают, знакомят меня с еще более тяжёлым. Но не тревожься за меня, я держусь, и… все, правда, не так плохо, как кажется. И теперь я буду рад, если ты споешь мне. И Кирион тоже услышит тебя и поймёт, что все хорошо.
Эйлиант снял с себя рубаху и передал ее деве.
— Возьми, тебе это будет, как платье, — нолдор в большинстве высоки ростом, в то время как тэлери заметно ниже. И так как Линаэвэн доставала макушкой Эйлианту только до груди, его длинная рубаха и правда была деве, как платье.
Линаэвэн поблагодарила юношу и надела рубаху, а поверх накинула плащ. Даже эта грубая ткань на ней смотрелась изящно. А Эйлиант лег у ног девы и слушал ее пение, пока не забылся.
Юноша лежал, а Линаэвэн пела — о птице, улетающей ввысь, о яркой камнеломке, что пробивается сквозь скалы. Эти песни были и о них всех, и о ней самой, и служили знаком для Кириона, как и говорил Эйлиант. Потом она перешла к более спокойным песням — что могли принести хороший отдых спящему. Так закончился для Линаэвэн четырнадцатый день плена. И это был последний день отдыха для Кириона.
***
Утром Линаэвэн забрали из камеры и вернули в ее комнату. Проведённая рядом с родичем ночь, несмотря ни на что, была, быть может, лучшей из тех, что эллет встретила в крепости. А к обеду ее вновь повели на кухню:
— Теперь будь с Мартом поласковее, помни, как тебе везёт быть здесь!
Линаэвэн не ответила. Войдя в кухню, она была молчалива и сосредоточена: ей нужно было подготовиться к тому, что спустя неделю всё могут повторить. С Мартом она почти не говорила — да и не была уверена, что ему это нужно.
========== 33. Те, кто остался. ==========
Лаирсул вместе с Оэглиром долго шли быстрым шагом прочь от границ Таурэ Хуинэва. Наконец они остановились. Лаирсул прислушался и к видимому, и к Незримому: нет, за ними никто не следил, вблизи не было умайар… Только тогда последние из ушедших на свободу стали обсуждать, куда идти. Лаирсул был дортонионцем, Оэглир — Верным Лорда Куруфина, и до того, как направиться в Фалас, они мало общались друг с другом, так что хотели разного:
— Мы не можем вернуться в Нарготронд, — произнёс Оэглир.
— Верно, — отозвался Лаирсул. — Я ничего не приметил, но проследить за нами всё же могут. Да и что мы скажем, вернувшись? Не лучше ли нам направиться в Хитлум? Я слышал, там живут некоторые из былых дортонионцев, правда, больше из эдайн, чем из эльдар.
— А я слышал, что часть воинов Ангарато и Аиканаро осталась в Химьярингэ, — Оэглир поднял голову. — Попытаемся добраться туда? Я не сомневаюсь, что там примут бывших пленников, как мы, и в целителе там есть нужда… А мне это… необходимо.
Лаирсул коснулся руки родича:
— Идём.
Они были последними, кого отпустили. Другие так и останутся на Тол-ин-Гаурхот.
***
Между тем отведённая Кириону неделя отдыха истекла. Кириона и Эйлианта снова притащили в застенок.
— Ну что, феаноринг, сразу заговоришь или будешь ждать, пока мы начнём калечить Кириона?
Синда был готов (насколько можно быть готовым к такому), что его опять будут пытать, но Тёмные обещали худшее — искалечить его. Однако, как ни страшно было обещанное, он не стал ничего говорить. Эйлиант заговорил, но совсем не о том, чего ждали Тёмные — попытался до начала пытки рассказать Кириону, что если один из них сейчас уступит, это обязательно повторят: как и сейчас Тёмные подвергли пытке Кириона на его глазах, а не его самого, потому что видели, что боль феаноринг переносит много лучше… Нужно было научиться переносить и это.
Кириона опять измучили до предела, а после вывернули ему руки из суставов, исполняя обещанное.
— Продолжать, или вы заговорите?
Синда стонал, кричал, вздрагивал всем телом, но заговорить и не думал. К тому же… твари уже исполнили, что хотели, если он что-то скажет, лучше не станет. Или станет, а потом они повторят то же самое снова. И снова. Кирион услышал сказанное феанорингом и держался.
Держался и Эйлиант. Ему было тяжело переносить мучения громко кричащего Кириона, но на сей раз юноша ни о чём не просил и рассказывать что-либо Темным не собирался.
Больдог и помогающий ему Март поняли, что ничего не смогут сделать с пленниками, и допрос завершился.
Оставшись наедине с орком, Март сказал:
— Мы допрашивали Эйлианта, и было тяжело видеть, как гордый и достойный нолдо выносит мучения и молчит; но то, что мы делали сегодня, заставляя одного говорить через страдания другого — это же подло! Это недостойно воина Твердыни!
— Если тебе что-то не нравится, иди и скажи это Повелителю, — ощетинился орк.
— Так и сделаю! — ответил Март. — И лучше бы тебе идти со мною, чтобы мне не говорить за твоей спиной!
***
Вдвоем они пришли к Волку, Маирон выслушал Марта и изобразил гнев на Больдога, который только глаза закатывал, но в результате получил от Волка наказание: двадцать плетей, а когда шкура заживёт, на месяц удалиться из крепости и строить дорогу.
— Мне все равно нужно, чтобы кто-то присмотрел за тем, что там строит твой сброд, — мысленно сказал Маирон Больдогу.