Вначале она беззвучно плакала, и слёзы стекали по щекам и капали, и приносили облегчение… но не перемену. А слёзы кончились, и желание освободиться угасло, оставив беспросветное глухое отчаяние…
***
Когда Волк увидел, что Линаэвэн похожа на загнанного зверя, что она больше не надеется на освобождение, что отчаяние подступает к эдэлет — умаиа запел песню чар, накладывая на тэлерэ заклятье, сродни тому, что было на заколке. Отчаяние, вина, чувство своей ненужности, страх, сомнение — Волк окутывал Линаэвэн этим, словно коконом. И только когда дева начала рыдать в цепях, задыхаясь от собственных спазмов, цепи вдруг раздались, позволяя тэлерэ сжаться в комок на полу, в едином порыве больше не быть.
Волк хорошо рассчитал момент. Когда Линаэвэн казалось, что хуже уже не будет, словно изнутри (ибо именно так кажется подпавшим под чары) на нее нахлынуло осознание своей ничтожности. И стало ещё хуже.
Линаэвэн вела словно диалог с собой во мраке, и странно — бой барабанов с одних мыслей сбивал, а другие укреплял и поддерживал. Но деве было так плохо, что она это даже не отметила. Тэлерэ падала в безысходность и пришла к мысли, что из плена нет выхода, кроме как через смерть, а значит — только смерти и остаётся ждать… Нет — она не случайно здесь. И не один Саурон знает о том — не он и не Моргот решают судьбы этого мира, как и судьбы Эрухини.
Она здесь не случайно. Заслуженно. Разве не из-за её замысла Нэльдор невольно выдал, что они из Нарготронда? Разве не она открыла, где его границы и куда вести войска? Разве не из-за её гордости и глупости били кнутом Бэрдира — который так защищал её? Разве не она помогла сделать из Марта палача — Тёмным пришлось бы приложить куда больше времени и усилий без неё? Вот Бэрдир — сумел быстро переломить даже подозрительность и враждебность Марта и сделал бы куда больше, только не сможет — он теперь в Ангбанде. А она от доброжелательности и жалости к эльфам привела адана к враждебности и готовности их пытать. Разве не из-за её слёз заговорил Эйлиант? Разве она не принесла зла товарищам, готовя для них, ведь они не приняли бы отравы, если бы не чувствовали, что пища приготовлена эллет?
Это не было сознательным злом, но невольными ошибками… Но кому от этого лучше? Марту, Нэльдору, Эйлианту, Бэрдиру? Или, может быть, Финроду? И разве любой допустил бы те же ошибки? Лагортал добился свободы для многих, Бэрдир защищал от пыток Кириона и Лаирсула, Эйлиант терпел муки, даже не думая идти в гости к Саурону или готовить по его указанию. И она думает, что может простить себе это? И не знает ещё отдалённых последствий — а они будут нарастать, подобно снежному кому.
Она всегда старалась поступить правильно, делать добро, помогать. Но от её попыток всем становилось только хуже. И Лэннадир станет хуже — Март теперь намеренно бросит её, чтобы доказать себе и другим, как свободны люди…
Зачем она здесь? Не в темнице, а в посольстве? Зачем она в Белерианде — бросила родичей-тэлери, переживших такие страдания от нолдор, и ушла за этими нолдор? Но ведь они её друзья и родичи, и она была нужна здесь. Она могла помочь, могла указать пути — даже до Куивиэнэн. И что? Указала? Зачем она здесь? Своей среди нолдор ей не стать, и тэлери теперь её не простят, да и Валар — тоже. Даже Ульмо больше не услышит её — она ведь взывала к нему, и что? Он не ответил мятежнице.
Решения приняты. И отныне её удел — Рок. Который не изменить — поздно. Этот путь неверен, иначе не завёл бы сюда, а менять поздно. Всё уже поздно, и она теперь не нужна никому — ни на оставленном ради Запада Востоке, её родине; ни в оставленном ради Белерианда Амане, её светлой сбывшейся мечте; ни здесь, в Белерианде, где она думала принести пользу, а принесла один вред.
Не могло быть, чтобы один. Последний орк и то приносит благо — пусть против воли! И даже он найдёт того, кто примет его — хотя бы Намо. Ха, вот такое добро и принесла. Как последний орк. И верно — Намо Мандос её примет, он принимает всех в своих Чертогах. Даже таких. Туда ей и дорога.
Нужно держаться. Нужно выстоять. Что бы ни было раньше, сейчас — перенести всё и сберечь тайну. Это важно. А сможет она выстоять? Разве она такая светлая, как Лагортал? Такая стойкая, как хотя бы тот же Нэльдор, это она ничего, по сути, не испытала? Такая терпеливая, как пленники, что остаются здесь долго? Такая отважная, как Ламмион? Такая сильная, как Эйлиант? Такая благородная, как Арохир? С чего она взяла, что способна выдержать? Она маленькая и слабая, беззащитная жертва во мраке, в руках умайар. Ей не на что надеяться. Она приносит один вред и не заслужила ничего доброго. Ей не выстоять. Разве что умереть прежде, чем сломают. Лучше бы её и вовсе не было. Она и так почти никто. Безымянная — недаром так назвалась.
Линаэвэн едва могла вдохнуть, но рыдала, задыхаясь и захлёбываясь. И тогда мрак, пустота и барабанный бой вдруг прекратились, её вытащили на свет, утащили, позволили двинуться — сжаться в комок.
***
Девушку выволокли из подземелья и швырнули перед Волком, сидящем на троне в бывшем тронном зале Фелагунда.
— Здравствуй, Линаэвэн. Ты все еще смеешь противостоять мне?
Тэлерэ не сразу различила, где оказалась. Не сразу поняла смысл сказанного и осознала, кто это говорит. Она была только беспомощным комочком, охваченным ужасом и отчаянием… Жалобно, сквозь рыдания, дева взмолилась:
— Отпусти меня, — уже во время этой мольбы сознавая: это Саурон там, на троне, а ей нужно выстоять и сберечь тайну… Только как её сберечь, если теперь не может она опираться ни на силу, ни на правоту, и к тому же… Но… за «к тому же» можно было даже ухватиться. Хвататься стоило за всё, что только может помочь выдержать. Даже верно оно или ошибочно, сейчас дева не могла разбираться. — Отпусти меня… просто так… Ведь я не нужна тебе… Я бесполезна… Зачем я тебе? Я не нужна никому… и тебе не нужна… Саурон.
Она повторяла это, ещё прерываясь на рыдания, но всхлипывала всё тише и наконец остановилась. Если она никому не нужна, и никому не приносит пользы, если значимость её — как у последнего орка, ей и не придётся терпеть многое. Разве станут умайар тратить много сил на допрос этого самого орка — если бы им вздумалось его допрашивать? Комок разжался, и дева подняла голову. Встала, вначале на колени. Пусть она слаба, она же эллет, так сжиматься — некрасиво.
— Я ничего не значу, на что тебе тратить на меня силы? Отпусти просто так или убей. Всё равно всё бесполезно… — нельзя опереться на силу? Что ж, будет опираться на слабость. Что есть, на то и будет. — Бесполезно меня мучить. Я слабая дева — только начнёшь, а я уже потеряю сознание или умру. Да ещё несчастье тебе принесу: я приношу несчастья, так что… избавься от меня, пока не поздно.
Линаэвэн вспомнила, как в далёкие дни до мрака, до Тол-ин-Гаурхот, одна аданэт рассказывала ей, как девочкой едва не погибла: заплыла в реке на глубокое место, а там омут, и течение потащило её вглубь. Девочка открыла глаза под водой, смутно увидела дно и сказала себе: «Всё — я утонула». А через миг её спасли рыбаки… Можно на дне сказать себе: ” Всё — я утонула», а можно от этого дна оттолкнуться.
— Или думаешь, я только своим вред приношу? — продолжили Линаэвэн. — Тогда тем более на что меня тут держать, я и так всё испорчу, и слишком незначима, чтобы ты мной занимался: какая-то Безымянная, почти никто. Или всё-таки не так уж незначима и не так уж обречена приносить вред? — взгляд Линаэвэн стал острым и проницательным. Уже не слабая безымянная дева, а Линаэвэн, посланница Короля Маитимо, посланница Короля Финрода, встала перед Сауроном. И стал бы он здороваться со столь ничтожным созданием? Стал бы погружать его в этот мрак и неподвижность? — Твоя сила не безгранична, и твоя власть только в ночи, но всякую ночь прогоняет свет. Ты не в силах был даже оставить меня навсегда во мраке и пустоте, потому что там, где я могу только молчать, рыдать или умереть, я подлинно бесполезна для тебя. Не в силах и удержать в этой темнице навечно. Да, я смею противостоять тебе, Саурон. Я — смею.