Значит, и правда можно и нужно было уходить… И что же после? Он придёт на Химьярингэ… как будто ничего и не было? И расскажет, как поступал и с Оэглиром, и с Эйлиантом, и с другими воинами феанорингов до того; и о том, что предложил эльфам бежать, дал им надежду, но опять испугался за себя и бежал один?
Вспоминая прошлое, Энгватар ясно увидел, почувствовал, что должен искупить свою вину. И не только быть готовым принять суд нолдор, но вначале пойти навстречу именно тому страху, что толкнул его… в сущности, на предательство. И принять всё, как заслуженное.
***
Орк пришел за Линаэвэн, грубо дёрнул за цепь — вставай, пойдём.
Ее привели в подземелье, в узкую и тёмную камеру. Чем эта комната была прежде? Или Саурон построил новые камеры в захваченной крепости? Орк застегнул на тэлерэ ошейник, вмурованный в стену, заставляя ее сесть на пол, чтобы она не имела возможности подняться. Саурон, Эвэг, которого дева считала подвластным Саурону, и другие орки стояли снаружи — они не уместились бы в этой камере.
— Начинай, Эвег, — улыбнулся Волк. Но целитель, стоящий в окружении орков, не шевельнулся.
— Давай прекратим это, — устало ответил Энгватар. — Знаешь… я больше не служу Моринготто. И я не буду бить в ответ. Так что делай со мной, что в твоих силах.
— Моринготто, значит? — мягко, почти ласково ответил Волк. — Ты предстанешь перед ним, его любимый шпион, и Владыка с интересом расспросит тебя, как давно ты предал его. Да и мне ты за все ответишь.
— Делай, что сможешь, — пожал плечами целитель. Он не сопротивлялся, когда орки уводили его.
Линаэвэн охватила радость, какой она не ведала со времени захвата. Эвэг назвал Властителя Ангбанда Моринготто, отказался помогать в допросах, но… принял то, что мог сделать с ним Саурон, превращаясь в ещё одного пленника…
— Да будет на тебе благословение! — воскликнула Линаэвэн, наконец поняв, что этот майа не просто странен.
Волк обернулся к Линаэвэн:
— Эвег отказался выполнять свои обязанности, но тебе это не поможет.
Некоторое время, однако, ничего не происходило. Линаэвэн все оставили. Она бы ждала, что её теперь будет мучить Больдог или Фуинор, но была слишком поражена и думала об Эвеге… А Волк послал Фуинора в комнаты, которые раньше занимал мятежный целитель. Как долго Энгватар обманывал Владыку Севера? Сочувствовать эльфам он мог давно, но еще несколько дней назад маиа наслаждался участием в допросах, значит, отречься от Тьмы решил буквально вот только что. И значит, у него должны храниться готовые зелья для допросов… Фуинор педантично и планомерно обыскал покои целителя (что у аину заняло не так много времени) и предоставил полный список найденного Волку.
— Вот, это то, что нужно, - улыбнулся Повелитель, указав пальцем на один из пунктов. - Когда всё подготовишь, пусть орк отнесёт это к Линаэвэн.
***
Дверь открылась, и орк зашвырнул в камеру эллет ведро из коры. Оно упало на пол, прокатилось, оставляя за собой странный след, и замерло. Тогда, в неровном свете, стало понятно, что ведро до краёв было заполнено насекомыми — ползучими, гадкими, мерзкими: пиявками, личинками, жуками, пауками, многоножками…
— Наслаждайся, — сказал орк и захлопнул дверь.
Это было не больно, но множество гадких насекомых вызывало отвращение, граничащее с паникой. Кто-то из них дрался между собой, но большая часть ползла к Линаэвэн. Прикованная эллет не могла бежать; она пыталась раздавить их, но мелких тварей было так много! Пауки заползали под рваную одежду, пиявки присасывались к коже, мохнатые многоножки ползли по стене вверх и падали сверху на волосы, на лицо, и пока удавалось раздавить дурно пахнущего жука, по ноге уже вползали толстые личинки… Линаэвэн хотелось завизжать от отвращения, но она, напротив, плотно сжала губы — её охватил страх, что одно из этих созданий заползёт в рот.
Некоторое время нежная дева не могла думать ни о чём ином, кроме одного - как же получше и побольше истребить этих тварей? Всё же как много их ни было, число постепенно уменьшалось. Кто орков истребляет, а она — этих вот… От мыслей об орках и Тёмных вообще, Линаэвэн перенеслась к мысли об Эвеге, и в тэлерэ вновь вспыхнула радость: преображение Темного маиа - это же было чудо… И радость от этого чуда жила в сердце куда глубже, чем отвращение и страх от творившегося сейчас. И эта радость придавала силы, а вскоре эллет и вовсе решила, что Саурон выбрал неудачный способ устрашения: она же только и будет занята этим истреблением да тем, чтобы ненароком рот не открыть — значит, не позовёт и не расскажет ничего. А когда эта мерзость закончится, останется лишь память да мелкие укусы.
Линаэвэн недооценивала силу памяти, но это была не единственная опасность, которой она не ждала.
Волк лишь улыбался, незаметно наблюдая, как Линаэвэн сражается с насекомыми. Происходящее не выходило за пределы плана — так или иначе, девушка была слишком занята, чтобы ощущать изменения. А они были — ведь укусы тварей несли яд. Не обычный яд пауков и многоножек, но особо выбранный, которым их напитали.
Когда яд начал действовать, Линаэвэн забыла обо всём, даже об Эвэге: яд усиливал страх, безысходность, беспомощность, вызывал галлюцинации. А из щелей под потолком полилась вода - далеко не чистая, но это было не страшно. Хуже было, что из других щелей сверху посыпались новые твари. Линаэвэн считала простых пиявок и пауков мерзкими? Эти насекомые были гладкими, скользкими, отвратительных форм, раздутыми до огромных размеров: мокрицы больше ладони, пауки едва не с голову, длиннейшие скользкие многоножки… Вода прибывала быстро, и вот эдэлет была уже по пояс в воде, а насекомые пытались спастись на ней, как на острове. Другие же, наоборот, заскользили у девушки под одеждой, спускаясь от шеи между грудями к животу, бёдрам, ногам. И под водой их было почему-то очень трудно нащупать и оторвать от себя.
Ошейник не позволял девушке ни встать, ни опустить голову под воду, чтобы стряхнуть с себя тварей. Вонючая вода дошла до плеч тэлерэ, а потом начала очень медленно подниматься, грозя медленной смертью в этой жиже, среди этих тварей.
Они так и сыпались сверху, не убывая, и ужас нарастал; тэлерэ думала, что это - ее смерть, отвратительная и ужасная. О такой гибели песен не споют… Линаэвэн плакала и стонала, и какие-то жуки слизывали её слёзы. Она страдала от невыносимой тошноты, и её вырвало, отчего вода стала ещё гаже, ещё меньше схожа с водой. Сейчас даже собственное тело, покрытое чудовищными насекомыми и погружённое в зловонную воду, было ей противно, чего никогда не бывало прежде.
— Моли о пощаде, — раздался голос из-под потолка.
Линаэвэн сжала зубы и мотнула головой, отчего насекомые забеспокоились и заползали, а зловонная вода под подбородком плеснула. Эллет не хотела умереть так, но если она умрёт, всё закончится. Эйлиант пришёл в ужас, когда она говорила об исцелении в Мандосе? Кажется, пришёл час исполниться этому.
Говоривший с потолка словно угадал ее мысли.
— Думаешь, сейчас захлебнёшься и избавишься от всего разом? Слишком легко и быстро, Линаэвэн.
Поток с потолка иссяк, и вода начала убывать, снова опустившись до плеч, до груди — и на том остановилась. Спустя время наверху, под потолком, открылось отверстие, и по верёвке ей спустили деревянную миску с похлёбкой так, что она не погружалась в воду, а плыла по ней. В миску тут же наползли твари помельче.
— Не бойся, тебе тоже оставят, — насмешливо произнёс умайа сверху. — Сколько ты намерена смотреть на еду? Неделю, месяц, пока не умрёшь от истощения? Ты не сможешь. Голод и жажда станут сильнее тебя, рано или поздно, ты сделаешь глоток… Вон те личинки, если не прожуёшь их тщательно, с радостью заползут тебе в желудок — они созданы так, что смогут жить и размножаться внутри. Мерзость ужасная, но однажды ты сделаешь второй глоток. Ты не будешь молить об избавлении, ты же такая терпеливая… и тебе будет терпеть всё легче и легче. Пока ты не притерпишься ко всему и не перестанешь видеть повсюду Искажение. Так мы и создавали орков.* Приучали их тело и душу к Искажению, к тому, чтобы ничто не вызывало в них отвращения. На это превращение понадобится очень много времени, и для этого подойдёт не всякий эльда… Но ты подойдёшь. И времени хватит.