— А в чем вы Мастера? — продолжил Волк, словно и не заметил неловкости, возникшей за столом.
Нэльдор понимал, что на этот вопрос, видимо, нужно ответить. «И сообщить врагу, куда именно нас гнать как рабов: кого в рудник, кого в кузницу делать оружие, кого виноград растить», — подумал про себя Нэльдор. Нельзя было отвечать на такой вопрос…
Так же полагала и Линаэвэн. Все они сейчас должны промолчать. Но тогда, беседа, вероятно, завершится. Или — всё же заговорить? Она знала, что можно сказать, не отвечая, и как можно ответить, не открывая ничего о себе, а Нэльдор, очевидно, не знал… Но эльдэ считала, что ещё рано начинать говорить. Нужно немного ещё подождать. И она вернулась к трапезе, отщипнула кусочек курицы и положила его в тарелку Нэльдора. Нолдо чуть удивился, и начал было возражать:
— Я не… — а затем перевёл взгляд на Саурона, поняв, что хотела сказать Линаэвэн. — Я хотел бы сначала поесть.
***
Эльфы боялись молчать и боялись говорить — это забавляло Маирона. Но они продолжали есть и пить, после всего того, что узнали о еде и вине — и это было хорошо для него.
Дева, упорно молчащая, первая придумала, как выкрутиться, и смогла подсказать другим — нужно будет вывести её из равновесия и посмотреть, сможет ли она так же противостоять. Пока же Волк сменил тему.
— Покуда вы мои гости, я хотел бы выказать себя рачительным хозяином и узнать, чем бы я мог занять вас, чтобы вы не скучали.
******
Тем временем орк выполнил то, зачем его послали — без спешки, с расстановкой, нанёс крест-накрест шесть страшных ударов по груди Бэрдира, рассекая кожу пленника прямо через рубаху. Закончив, орк не спешил уходить — ждал, пока рассеченная рубаха пропитается кровью.
Эльфов в подвале ни о чем не спрашивали и вроде как ничего не хотели — те сами знали, что нужно лишь согласиться стать гостем, чтобы всё это кончилось. От них не требовали ни тайн, ни предательства, ничего трудного или непростительного.
***
— Мы никогда не скучаем, — кратко отозвался Нэльдор и вернулся к трапезе.
Линаэвэн подумала о том, что среди родичей для неё было бы радостью услышать песню, переливы флейты, перебор струн. Но здесь? Даже если бы она не желала молчать всегда, когда это возможно, что бы она услышала? Жалобное пение несчастных рабов, что будут из страха угождать Саурону? Орочьи вопли и бой барабанов? Песню умайа? Ничего из этого она, несомненно, слышать не желала бы. Как и её товарищи. И Линаэвэн продолжала молчать, не вмешиваясь в диалог Нэльдора и Саурона.
— Мой дорогой Нэльдор, — вздохнул умаиа, отставляя кубок, — Я верю, что ты стараешься быть любезным, но у тебя это весьма скверно получается. Неужели ванна, чистая одежда, вкусная еда для тебя и твоих спутников вместо раскаленного железа и дыбы стоит лишь нескольких скупых фраз сквозь зубы? Ты принял награду, но не выполняешь свои обязательства.
***
…Тем временем рубаха Бэрдира хорошо окрасилась кровью, и орк аккуратно срезал её с эльфа.
***
Нэльдор отставил тарелку в сторону, медлить дальше было нельзя. Саурон выразился ясно: или нужно говорить подробнее, или их всех ждут дыба и раскалённое железо.
— Что я мог бы сказать тебе? — спросил нолдо. — Что я умею делать лучше всего, я ответить не могу, на такие вопросы не отвечают… по доброй воле. А как ответить на второй вопрос, не знаю. Ты не принесёшь нам книги, не споёшь песню, не станцуешь, не отпустишь поохотиться. А то, что ты можешь сделать, едва ли нас обрадует.
Волк выслушал Нэльдора и серьёзно кивнул:
— Я не думал подловить тебя, Нэльдор, но то, в чем ты мастер, ты не сможешь скрыть. Это говорит в нас. Как когда вы вошли в комнату и осмотрелись, я сразу понял, кто из вас видит её впервые, а кто узнаёт. И по тому, как Ламмион, единственный из вас, посмотрел на нож на столе, стало понятно, что ему близко оружие. Я думаю, он не только воин, но и до войны ему было близко убийство… думаю, Ламмион охотник. Это всё мелкие штрихи, детали, что здесь ли, в подземелье ли, становятся видны. Так что я спросил тебя о мастерстве лишь для поддержания беседы. — Волк не врал. Почти. — Что же до книг, почему нет? Мне досталась хорошая библиотека, я буду рад поделиться ею с вами. Петь песни — тоже неплохая мысль. Я могу вам спеть песни Дортониона, вы мне песни своих мест. А дева могла бы станцевать для всех нас. И даже поохотиться я могу тебя отпустить, Нэльдор. Или Ламмиона. Или обоих: просто дайте слово, что вернётесь, — Маирон говорил свободно и просто, ведь ему приходилось произносить прописные истины. — Вы обещали быть гостями, и пока вы держите своё обещание, я держу своё. Любой из вашего отряда — все из вашего отряда — могли бы выбрать то же вместо камер.
Ламмион чуть заметно нахмурился, чуть сильнее сжал нож, когда Саурон назвал его охотником. Это была правда, он был дозорным и охотником… С каким азартом он расспрашивал воинов Лорда Келегорма и его самого! И теперь Ламион едва сдерживался, чтобы не высказать всё, что думает о «рачительном хозяине». Верно, и высказал бы, окажись он здесь один. Но Нэльдор и Линаэвэн… Впрочем, отпусти его сейчас на охоту — он попробовал бы бежать к своим, пусть к Тол-ин-Гаурхот и не привести помощь…
Нэльдор после слов умаиа был в смятении, в растерянности. Саурон наблюдал за ними и уже многое понял… как много? Может ли умаиа вот так догадаться, что перед ним нарготрондцы?! И тут же эти «щедрые предложения». От предложения спеть песни Дортониона нолдо едва не передёрнуло, но библиотека, танец, охота… всё это могло бы позволить им тянуть время, дало бы им защиту, пусть хоть на время. Более того, на это время они смогут избежать разговоров с Сауроном, а значит, и опасность проговориться будет минимальной… И потом, в библиотеке же не книги Тёмных, но Наместника Ородрета, Государя Финрода, жителей Минас-Тирита!
Только что же выбрать? Библиотека? Охота? Танец? Всё по очереди? Или ни на что соглашаться нельзя, ведь во всём может быть скрыт подвох? Нэльдор обернулся к Линаэвэн, самой старшей из них (интересно, это Саурон тоже понял?), и во взгляде нолдо читалось «подскажи, что делать!»
Линаэвэн чуть прикрыла глаза. О песнях лучше было не упоминать. Эллет отказалась бы даже от библиотеки. Не только потому, что другие томились в подземелье, но и из-за иллюзии свободы. К тому же, Саурон ничего не будет делать просто так: Тёмным неведома радость бескорыстного дара, и за любое «благодеяние» Саурон потребует платы или постарается сам забрать её силой и хитростью. Тэлерэ видела, что сейчас недостаточно было отщипнуть курицу, нужно было что-то сказать, и Линаэвэн помогла Нэльдору в его растерянности, заговорив с Сауроном. Так, чтобы отвечать пришлось самому Саурону, а не им.
— Мне… интересны земли, — медленно произнесла Линаэвэн. — Реки. Озёра. Горы. Холмы. Но о землях Севера я почти ничего не знаю.
Дева всё же заговорила, и Волк усмехнулся про себя. Рано или поздно, это всё равно бы случилось, но так даже лучше: она не заговорила легко и свободно сама, она сделала это, переступив через себя, через свой запрет, сама сломав себя в малом. И если они не хотели говорить, в чём их мастерство, то тогда и о дальних землях не стоило упоминать. Улыбнувшись, Волк ответил:
— Говорить о землях — это и правда интересно! Я думаю, мы сможем провести с тобой немало приятных минут над картой, рассказывая друг другу о Белерианде, и том, что лежит за ним, не так ли?
Тэлерэ выдержала паузу, обдумывая ответ.
— Карты интересно изучать. Видеть то, что за ними, — дева будто ступила на неверный, ломкий лёд. А Саурон хорошо скрывал насмешку, держал себя так, будто ему и впрямь было интересно! — Но вначале я желала бы услышать о землях Севера.
Как поступить, когда умаиа ответит и придет снова её черед говорить, Линаэвэн ещё не решила. Сказать нечто заведомо известное Саурону, скажем, о Дортонионе? Но не выдаст ли она тем самым нечто о себе? Или лучше сказать о землях за пределом карты… землях Запада? Как Саурон сможет использовать знание о Тол-Эрессеа? …Быть может, так однажды пленники и рассказали о Братоубийстве в Альквалондэ, считая этот рассказ «безопасным»? Не войска, не крепости, не военные замыслы, даже не земли Эндорэ — прошлое и Аман, куда нет возврата. А Враг воспользовался тем знанием и, исказив и преувеличив, посеял рознь меж нолдор и синдар.*(5) И потому не лучше ли и ей замолчать вновь, и будь что будет?