Евгений Алехин
ПТИЧЬЯ ГАВАНЬ (Сборник)
Птичья гавань
Ты говорить разучился?
Прежде всегда было достаточно повернуться на другой бок, чтобы избавиться от навязчивого сна. Но только не сейчас. Этот сон регулярно снился мне, несколько раз за лето, и каждый раз было трудно из него выбраться. Я даже вставал в туалет, потом выходил на кухню выпить воды, тихонько ставил пустой стакан на стол и минуту стоял перед окном, глядя из темноты, как луна подсвечивает силуэт облепихового дерева в соседском огороде. Но я все еще был окружен застывшими в ожидании персонажами, физически чувствовал связь с ними: сон лежал под полупрозрачной реальностью, дразнил, как яркие жвачные вкладыши из-под тонировки оргстекла, и стоит мне положить голову на подушку, он продолжится, с небольшим нахлестом назад, чтобы я не потерял нить. Я смотрел сон как единственный зритель видеосалона, в котором происходящее на экране замедляется, стоит тебе отвлечься; полотно терпеливо ждет, чтобы погрузить в каждую секунду трансляции. Здесь не выйдет остаться невовлеченным. Сон в точности повторял, какими я их помню, события одного дня, произошедшие со мной чуть больше года назад, пятнадцатого июня две тысячи первого года. Почему я возвращаюсь туда и что хочу забрать? — задаю я вопрос и одновременно даю себе установку, накрываясь одеялом. Снова вхожу в эту реку, вчитываюсь в пацан-скую притчу, смысл которой должен разгадать.
— Жука, ты говорить разучился?
Я сижу на лавочке. Мне не стоит никаких усилий начать угадывать происходящее заранее. Но если я проговорю в уме фразу Лёджика до того, как он ее произнесет, мне самому же станет страшно. Нужно поверить, что все это происходит в первый раз, прикинуться и проживать сцену за сценой. В этой постановке одного дня из моей жизни я должен быть естественным, но не импровизировать.
Вот он я, здесь, по-настоящему пьяный, и сейчас Леджик скажет что-то про обезьяний язык…
— На обезьяньем только можешь? Человеческий забыл?
Все нормально. Мне удалось синхронизировать внутренний ритм с ритмом повествования. Мой рот распух, он размазан по лицу. Поднимаю на Леджика взгляд, щурюсь, чтобы немного навести фокус. Грозя ему указательным пальцем, отвечаю, еле разжевывая вязкие, как хурма, слова:
— Но не забыл, что ты спиздил у меня пилу.
Я совсем не уверен, что это он, но подозреваю его. И вот я закинул удочку. Не подает виду. Раскусить его сложно, но если это и в правду был Леджик, теперь он знает, что я в курсе.
Леджик смеется надо мной.
— Сегодня ты официально перестал быть человеком, — говорит. — Распрощался с человеческой сущностью. Такого я еще не видел. А ведь ты подавал большие надежды.
Хочу ответить, что он и сам не лучше: с кем это он сейчас увлеченно болтает, кому зачитывает это ироническое сочинение обо мне? — сам с собой же разговаривает, шизофреник. Но не могу острить, дар речи опять покинул меня. Ничего, это быстрое опьянение, скоро оно пройдет, нужно просто держать себя в руках. Качнувшись, встаю с лавочки, кладу ладони на уши и крепко хватаю себя за голову: соберись. Мне удается выбросить за борт фразу-пустышку, чтобы выиграть время и не пойти ко дну:
— Обратно ты тупого включил.
И меня кто-то резко толкает в плечо.
Откуда ни возьмись появился этот тип и первым делом, без всякого «здорово», довольно сильно пихнул меня. От неожиданности и адреналина я выпрямляюсь и становлюсь трезвее:
— Что случилось? — спрашиваю я максимально взросло и серьезно.
По-моему его называют «Ляля», настоящее имя мне неизвестно. Видел его, но не знаю, кто он такой.
— А ну-ка свалил отсюда! — агрессивно говорит мне он. Стриженный под машинку здоровяк с залысинами, похожий на бешеного краснорожего пупса-альбиноса, оторванный от мира, в котором прилагательное «гуманитарный» имеет хоть какое-то значение. Маленький, но безжалостный двадцатилетний крепыш. Ничего не понимаю. Откуда он свалился? Я развожу руками и открываю рот, пытаясь выдохнуть все свое недоумение.
Ляля, не размыкая губ, злобно облизывает зубы, гиена, собирательный подонок.
— Потеряйся, — заявляет он мне.
Я молча поворачиваюсь к Леджику. Он с тревогой и любопытством смотрит на меня, на Лялю.
— Леджик, это нормально?
Как будто действительно усомнился, в том ли мире нахожусь, или это уже другой мир, в котором любой мудак может прогнать тебя с места, где ты стоишь, только потому, что ему так захотелось.
— Это мой подъезд, вали отсюда, алкаш.