В учебе Куча был универсален, как и я. При желании мог добиться хороших оценок, хоть по русскому языку, хоть по химии. А на улице его легко можно было сломать.
Я знал, что если дать Куче резкий отпор и завалить, он будет беспомощным, большой жук, перевернутый на спину. Что он может заплакать от бессилия, что он боится удушья и получить в промежность, и боится настолько сильно, что готов сдаться при первой угрозе. До появления Кузьмы, мы часто дрались с Кучей, еще с третьего класса, ради тренировки и вследствие ссоры, и я знал его, как облупленного: он быстро выдыхается. Уворачиваешься, заставляешь его немного попотеть, и он теряет бдительность, делаешь подсечку, зажимаешь шею — дело в шляпе. Даже сдавливать особо не надо: Куча сам закричит: «Задыхаюсь!»
Но противник Кучи этого, конечно, не знал, он хотел лишь продержаться пару минут, нанести несколько ударов, заработать очков и выкинуть белый флаг.
Потом вышел я против Демона. Он был даже худее меня, но не выглядел испуганным. Я понятия не имел, умеет ли он драться. Вообще его практически не знал, парень и парень. Когда мы стояли лицом к лицу, за секунду до начала, я спросил на всякий случай:
— Ты Мамонту можешь вломить?
Это внезапно пришло мне в голову, просто хотел уточнить, чтобы соразмерить силы. Я смотрел реслинг, и отчасти сегодняшнее событие расценивал как шоу, думая, что оппоненты (мы) могут посоветоваться перед боем. Так что, если Демон не мог справиться даже со своим одноклассником Мамонтом, которого я побеждал одним щелчком, мне бы стоило драться аккуратно.
— Я и тебе вломлю, — ответил Демон.
Тут же подпрыгнул, попытался пропнуть мне, но я поймал ногу и ударил по тормозам.
— Сука, — сказал он, и я почувствовал, что его ляжку пронзило током. — Счас получишь!
Он все время матерился, бормотал ругательства. Из-за его болтовни я не понимал, драка это или перепалка. Я привык драться в тишине, если мы с Кучей, Вовой, Кузьмой, со всеми, с кем мне доводилось драться, начинали болтать, значит надо было делать перерыв или прекращать.
Немного потоптались на расстоянии вытянутой руки, обмениваясь несильными ударами в корпус. Я прикрывал лицо — у меня тогда стояли брекеты на зубах, о которых я часто забывал. Вообще не стоило бы драться, пока их не снимут. Наконец Демон решил пойти в атаку, и это было его роковой ошибкой. Не знаю, какая техника ему бы помогла сейчас, наверное, только держа меня на расстоянии и целясь строго в болевые точки, он бы смог победить.
— На! — Демон кинулся ко мне, видимо, желая повалить на землю, но я чуть уклонился, и он упал сам. Я не растерялся, повалился сверху, и пока Демон извивался, пытался зажать его в капкан. Все уже было понятно — ему не встать. Если уж Куче редко удавалось выбраться из моей хватки, то Демон, наверное, даже за гантелю в своей жизни не держался. Скоро его голова была надежно зажата у меня под мышкой. Демон мог видеть только землю перед собой, а затылком чувствовать мое плечо.
— Сдавайся, — тихо и без злобы сказал я. Дал добрый совет. Но Демон еще минут десять не хотел сдаваться. Он дергал руками, что было очень сложно из этого положения, все не унимался.
— Гондон, рваный гондон, — хрипел он.
Даже раз изловчился и больно попал мне в ухо, тогда я сильнее сдавил тиски и вжал его в землю.
— Деритесь, а не трахайтесь! — сказал кто-то.
Вдруг Демон перестал агрессивно дрыгаться. Я отпустил его и поднялся: все было кончено. Он плакал. Зачем было доводить себя до слез? Демон весь красный, ни на кого не глядя, ушел с поляны в чащу. Он пнул дерево, постоял, закурил, зло повертелся на месте. Сел на корточки, затягивался, продолжая всхлипывать. Там и остался, из своего укромного места следил за боем Кузьмы и Миши.
Это было зрелищно. Кузьма пытался вымотать Мишу, ловко уворачивался от здоровенных рук и ног. Отскакивал, нападал, получал в рожу и бил сам. Миша был очень силен, к тому же умел драться. Кузьма не мог его загнать, не мог справиться с такой махиной, он ведь с голыми руками вышел на ринг против танка.
— Давай, давай, зарой его, — бормотал я.
Я даже двигался вместе с Кузьмой, быстро позабыв обо всем: и о поверженном Демоне, и о голых женщинах. Наконец Кузьма получил в висок. Рука Миши угрожающе описала дугу и превратила Кузьму в бесполезного зомби. Я сам почувствовал этот удар, у меня тоже ноги подкосились. Кузьма упал на четвереньки, красный Миша пинал его и бил по туловищу. Это было страшно, настоящее зверство, и мы с Кучей подбежали оттащить Кузьму, пока кто-то оттаскивал Мишу.
— Пусть сдается! — орал он.