Девятый «А» и девятый «Б» объединили в один десятый класс. Со мной стали учиться Миша, Демон и Настя Матвеева — единственная красивая девочка на всей параллели. Уже в мае мне было известно, что она собирается пойти в десятый — это радовало и волновало. Только учителя ее не очень хотели брать, считали тупой. Но желающих остаться в нашей школе было слишком мало, и им пришлось взять всех.
Так Миша стал одним из лучших моих друзей, а Демона выгнали через месяц за прогулы. Он по блату поступил в какое-то ПТУ, где начал пускать по вене ханку. Рэп-группы у нас с ним не получилось, вместо Демона я нашел другого напарника.
Последние два года в школе я много читал. Помимо прочего какое-то время не расставался с красным двухтомником Маяковского, заучивал его стихи и целые поэмы. Даже сам начал вырубать из груды мыслей эксгибиционистские стишата. У Леджика дома валялась печатная машинка, и он дал мне ее на время.
Вечерами я выносил машинку в сени, чтобы не мешать домашним. У меня был свой кабинет между улицей, коридором и кладовкой, где я отстукивал:
Позже, когда я поступил на филфак, ко мне сразу прилипло прозвище «Маяковский». Каждый раз, когда меня так называли, я удивлялся и вспоминал Кузьму, сидящего на зоне, всего в километре от собственного дома. К этому времени у меня на ноздре появился шрам, почти как у него, только чуть меньше. Быстрая драка, на пальце врага была печатка — наложили два шва: нитки, которые я сам срезал через несколько дней. Так мне досталась еще одна фишка Кузьмы. Перенял то, что мне нравилось, но по сути ничего не изменилось: для филолога я был слишком малообразован и гоповат, для родных трущоб — слишком труслив и интеллигентен.
Они пили на берегу, и уже собирались уходить, когда неподалеку появился этот несчастный. Он вытащил на сушу свою надувную лодку и стал собирать рыболовные снасти, подсвечивая фонариком.
— Счас прокатимся на лодке, — обрадовался Кипеш.
Лодочник был молодым парнем, студентом. Он явно испугался, когда из тьмы вылезли трое пьяных подростков.
— Пить будешь? — спросил Козырь.
— Нет, спасибо. Мне пора, — сказал перепуганный лодочник.
— Погоди, дай нам только на лодке прокатиться, — ответил кто-то из них.
— Нет, — повторил лодочник. — Мне нужно идти.
Он скрутил крышку с клапана и надавил на бортик, старался держаться спокойно, как будто рядом никто не стоял.
— Ну нельзя же так, — сказал Кузьма. — Мы тебе пока не грубили.
Фонарик лежал на земле, и можно было определить габариты людей, но лиц было не разглядеть. Лодочник распрямился, определил, кто здесь главный и решил попытать свою удачу. Он совершил серьезную ошибку — толкнул Кузьму в плечо и резко сказал:
— Потерялись все!
— Опа, — удивился Кузьма и ударил лодочника в лицо, так что тот сразу сел в лодку.
Потом за дело взялся Кипеш, он набросился на лодочника, и, радостно похрюкивая, колотил его прямо в резиновой лодке, барахтался там, как малой в песочнице.
Когда Кузьма оттащил Кипеша, лодочник лежал, закрыв лицо руками, и, похоже, не собирался вставать.
Они выпили по кругу, еще раз предложили лодочнику, но тот не реагировал.
— Давай, вставай, хватит притворяться, — сказал Кузьма. — Пойдемте наверх.
Он помог лодочнику подняться и влил ему в рот немного самогонки. Лодочник был в полусознательном состоянии.
— Оставьте меня здесь, — говорил лодочник.
— Да пусть остается, что с ним случится, — согласился Кипеш.
Но все-таки решили помочь ему подняться по крутому склону. Их переговоры сложно пересказать словами, для этого нужно выпить пару бутылок. Козырь пытался свернуть лодку, скрутить в рулон, чтобы забрать себе, но был слишком пьян. Руки не слушались. Оставили ее на берегу.
Самый короткий путь вверх к поселку был самым неудобным, но в обход идти не хотелось. Они все падали на колени, поднимаясь по склону, Кузьма держал и ронял лодочника, тот стонал. Кипеш одной рукой держал фонарик, другой цеплялся за землю, чтобы не улететь назад. Когда они преодолели подъем, Кузьма отпустил лодочника и сам лег на траву. Кипеш тоже улегся отдохнуть и положил перед собой фонарик. Только Козырь стоял, ждал.