— Ладно, у меня два. На один.
— Ну, Павлуш, мне одного не хватит! Это уж точно!
Он заржал. И пошел выпить. Я усиленно мешал водку с пивом, думая о Нине. А через час или два я сидел уже на балконе Юлечкиной квартиры и смотрел через стекло на комнату, служившую залом. Юлечка расправила диван. А потом зачем-то начала расправлять кресло-кровать.
Я докурил и зашел в комнату:
— А это еще что за херня?
— Что?
— Вот это?
— Это кресло-кровать.
— Я вижу.
Я разделся до трусов и сел на диван. Юля была в ночнушке.
— Слезай, — говорит.
Я встал. И стоя смотрел на нее.
— Хочешь, — говорит, — мой фотоальбом посмотреть?
Мы минут пять посмотрели альбом. Зря посмотрели.
Потому что я едва не решил уже с ней ничего не делать, но она была на некоторых фотографиях такой заманчивой, что я не мог себе позволить бездействия. Когда она выключила свет, я сказал с этого кресла-кровати:
— Ну, все, хватит, я иду к тебе.
— Нет.
— Как нет?
Я выдал какой-то невнятный монолог, отключив мозг, после чего она сказала:
— Ладно, бери с собой одеяло и подушку и перелазь. Так-то лучше. Я перелез.
— Где у тебя эрогенные зоны? — говорю.
— Я тебе все равно не дам, — так вот она сказала. Я положил Юле руку на живот.
— У меня месячные еще не закончились, — говорит.
— Так самое время, — говорю. — Они как раз сейчас закончатся, а это — лучшее время.
И поехали. Я терся об нее, а ей это нравилось. И спустя много минут все еще терся об нее, ей это сильно нравилось, но она почему-то не позволяла мне засунуть.
— Я надену презерватив, — сказал ей.
— Одевай, но я тебе не дам. Только так можно.
— «Надевай», — поправил я. — И что — мы будем тереться всю ночь, как полоумные?
— Не хочешь — иди на кресло!
Ладно, придется обходным путем.
— Хорошо, ты тут главная. Но ты сможешь так кончить?
— Да. А ты?
— Вряд ли. Но как скажешь. Попробую.
Презерватив я все равно надел, потому что ни на секунду ей не поверил. Второй или третий раз в жизни надел, я еще толком не освоил это изобретение. Мы все терлись и терлись и терлись, и я был умеренно возбужден, не взрывался, все-таки я был заключен в резиновую тюрьму. Плюс она не давала мне вставить. И я уже нашел в этом какой-то восторг. Я покручивал у нее тампакс и все пытался его вытащить, но она говорила «нет». И все заставляла тереться о порог, час за часом, и, похоже, она правда кончила от этой свистопляски, и даже не раз. Не знаю, вроде да. Она стонала, и ее конечности спазматически дрыгались, если это не женский оргазм, то я умываю руки. Я утратил чувство реальности, в голове звучал рассказ моего друга Кости:
«Когда я работал охранником в этом лагере, там был еще парень, медик. Он говорил, что девушки лет до двадцати пяти вообще не испытывают оргазм, а только его имитируют, особенно девственницы. Еще этот парень каждую ночь трахал такую страшную девушку, что я считал его Иисусом Христом».
Так я терся о Юлю, а Костя примостился у меня на плече и нес эту околесицу, хотя я и не знал, как привязать ее к сегодняшнему дню. Но раз Юлечке нравится так, то я решил, что буду так. И тогда почувствовал себя святым дамским угодником. Это было даже интересно. Трешься о клитор и крутишь тампакс, если ты выдержишь этот марафон, тебе дадут согреться в мясистой рукавице. Я впадал в полусон и выпадал из него. Надо работать в предлагаемых обстоятельствах, говорят нам на актерском мастерстве. Я протрезвел и потянулся за неуловимой красотой в темноте комнаты, мой член разбух между нашими двумя животами, и я со стоном кончил в соскообразный клапан, упираясь в Юлин пуп. Голова кружилась от пустоты и свежести, когда вышел на кухню, как в весенней роще выпил воды и выкинул нелепо использованный презерватив в окно — цветок зла, обреченный висеть на дереве.
Я предатель. Ведь совсем недавно, может, неделю назад, мы пили группой пиво в Горсаду. Нас осталось несколько человек. Девчонки сидели на лавочке, я — на корточках — напротив. И тут я увидел, что у Нины (отсюда это было очень хорошо видно) между ног алые разводы. Я заволновался, подошел к Ане Бычковой, отвел ее и жалобно сказал: «У Нины там месячные начались». Аня заботливо отвела Нину, пока я сидел, разговаривал с остальными, и у меня дрожали руки, потом подошла ко мне: «С чего взял?»
«Увидел, но не хочу, чтобы это увидел еще кто-то». И она отвела Нину в туалет, а потом они пришли, и Нина не стала уже садиться, а встала за мной (хорошо, что у нее была длинная куртка) и гладила мои волосы. Ах ты, деточка моя, думал я. А потом Нина рассказывала о своих котах, о всех котах ее жизни. Какое прекрасное слабоумие, я хотел нежно изнасиловать ее рот, говорящий глупости.