– Скажи ему, что уже иду.
Мальчишка кивнул и со всех ног бросился вниз по улице.
– Джей, – позвал Робин.
Колдун вышел из-за дома, отряхнулся от листьев. Вид у него был неважный: волосы снова растрепались, а бледные щеки пошли розовыми пятнами.
– Ты бы отдохнул, – сказал Робин с сомнением. – У меня дела в городе, может, возьму заодно Рину, покажу ей все?
Джей только отмахнулся от предложения отдохнуть и покачал головой:
– Завтра. Сегодня нужно тут все привести в порядок.
Руки мои, привычные к печатанью на клавиатуре и кликанью мышкой, отказывались поднимать тяжелые ножницы, и я бродила по дорожке, собирая отстриженные ветки и относя их в кучу. Я не спешила, зачем? Это у некоторых колдунов наполеоновские планы по расчистке за день территории, которая зарастала годами, а у меня таких амбиций нет. Мои амбиции – остановиться раньше, чем устану работать.
– Кажется, кусты растут не только вдоль дороги, – ядовито сообщил Джей, увидев, как я несу букет из тонких прутиков.
Солнце припекало, и я, плюнув на тетушкин голос в голове, причитающий, что майка – это нижнее белье, в котором нельзя даже из комнаты выходить, сняла через голову рубашку, повесила ее гордому, но грязному льву на голову и побрела за ножницами.
Джей догнал меня.
– Что это?
Курица ты безмозглая, Екатерина. Конечно, он увидел мою птичью татуировку.
– Ничего, – буркнула я на ходу.
– Стой. Откуда она у тебя?
– Мне захотелось татуировку, вот и сделала, давно еще.
Ложь получилась нескладная, и я отвернулась, чтобы идти дальше, но колдун резко схватил меня за локоть и дернул к себе.
Я запнулась, чуть не потеряла равновесие, а когда подняла голову, то встретилась с ним взглядом и похолодела. Не ты ли, Екатерина, только что решила, что не такой уж он и страшный? От колдуна пахло пылью, как будто он пропитался ей в зеркале на веки вечные. Его болотно-зеленые глаза прожигали насквозь. Волна раздражения, перелившись через край, хлестнула меня, как ветка одичавшего дерева. В тот момент я впервые по-новому ощутила мою с ним невидимую связь – не как отток энергии, не как требовательное жужжание в ухе, а как чувство его настроения.
– Ты помнишь, что я тебе сказал?
Если я сейчас скажу «да», то признаюсь в том, что соврала, а если скажу «нет» – снова совру. Я потянула руку на себя, но он держал крепко.
– Я предупреждаю в последний раз, – тихо произнес он и перевел взгляд на рисунок.
Наконец, он отпустил меня и пошел к дому, кинув:
– За мной.
Когда он отвернулся, я трясущейся рукой вытерла слезы.
– Надо перекусить, – совершенно будничным тоном сказал колдун, когда мы оказались на кухне, налил воду в две кружки, одну поставил передо мной. Он сел напротив, откусил яблоко, прожевал, морщась, но проглотил.
На улице ветер шелестел листьями деревьев, перекрикивались вороны и щебетали мелкие пташки. Джей катал надкушенное яблоко по столу. Я старалась подавить всхлипывания, которые никак не хотели прекращаться. Дрожащей рукой я взяла кружку и сделала пару глотков.
– Откуда она у тебя?
Я боялась, что он сейчас снова разозлится, но ответила честно:
– Не знаю.
– Она у тебя была дома или появилась здесь?
– Здесь, но рисунок у меня уже был.
– Какой рисунок?
– Мне дедушка в автобусе нарисовал, – мой голос звучал тускло, словно доносился из зазеркалья. – Он всех рисовал в блокноте. Сам сошел на полпути, а мне оставил рисунок с запиской.
– Где записка?
Я сходила в комнату, подняла с пола скомканный листок бумаги и принесла колдуну. Он рассмотрел его со всех сторон, расправил, прочитал текст. Я даже не удивилась, что он читает по-русски.
– Робин вечером посмотрит. Отдохни полчаса, потом продолжим работать.
Он сунул бумажку в карман и ушел. От его слов я разволновалась, хотела спросить, не опасная ли это штука, но конечно не спросила. Робин объяснит. Я не могла понять, что меня больше расстроило – то, что колдун узнал про картинку или его реакция. А может быть эта внезапная эмпатия, которая, должно быть, действовала в обе стороны. Очень удобно – слуга всегда знает, в каком настроении его господин, и лишний раз не будет его раздражать. Мои надежды на то, что колдун вернет меня домой, если я просто топну ногой и потребую, стремительно таяли. Я готова была предаться печальным мыслям о несправедливости мира к одной несчастной девушке, но заурчавший желудок вернул меня на землю.
Я набрала в тарелку булочек, помидоров и сыра и долго сидела на веранде, которая была залита полуденным солнцем.