— Да, хотел, — шепотом сказал Клык.
— Не надо.
— Почему?
— Я… Не хочу, чтоб меня ещё кто-то защищал. Не надо.
— Ты боишься меня?
— Сейчас нет. Но если ты начнёшь меня защищать, то, наверное, буду бояться. А ты меня боишься?
— Нет.
— А Птицу?
— Птицу… Честно? Немного.
Клык отвёл глаза.
— А я сильно, — признался Спичка. — А ты мне веришь?
— С трудом. Но не конкретно тебе, просто это всё так странно. Мне не нравятся такие объяснения, но они работают, а других нет, так что… Верю.
Он помолчал и вернулся к прошлым словам Спички:
— Послушай, не все же защищают как Птица. Он злой. Меня ты можешь не бояться. Я не хочу, чтобы тебе было плохо.
— Птица так же говорил, — бесцветным голосом пробормотал Спичка.
— Ой. Ладно, но… Если что, я на твоей стороне. Хорошо? Извини меня, пожалуйста.
Слезы снова покатились по лицу Спички. Клык занервничал.
— Ну ты чего? Эй, все будет хорошо. Всё же кончилось. Это из-за меня? Я не хотел всё это говорить, извини, извини, извини, пожалуйста.
— Вдруг Птица снова придёт, — сквозь слезы спросил Спичка, — Его так долго не было, а тут появился. Я боюсь. Что-то может случиться.
— Ничего не случится. Если Птица снова придёт, я буду с ним драться.
— Он тебя убьёт, — сказал Спичка и заплакал с новой силой. — Он может. Он злой.
— Спичка… Спичка, всё будет хорошо. Ну… Правда же. Всё будет хорошо. Я с тобой буду. Эй. С-серёжа.
Клык прикусил губу, надеясь, что от этого не станет хуже.
— Серёж, Серёжа, всё будет в порядке, никакой Птица не придет, я его ударю, если только… Ох, погоди… Лучше не бить. Нет, он просто не придёт. Пусть сидит в своей скорлупе, а тебя не трогает.
Клык просунул руку через решетку и взял ладонь Спички в свою.
— Всё хорошо будет, Серёжа. Я обещаю. А если он опять тебе приснится, я тебя разбужу. Договорились?
Спичка потихоньку стал успокаиваться. У Клыка аж от сердца отлегло. Он с новой силой заговорил. О том же самом: как у них всё будет хорошо, как Птица не придёт, а Клык за этим проследит. И речитативом: Серёжа-Серёж-Серёженька. Имя слетало с губ легко, не то что глупые клички.
Большим пальцем он поглаживал холодную ладонь Спички. Вроде бы, это должно успокаивать.
Наконец всхлипывания затихли. Спичка лежал, закрыв глаза, его плечи мерно вздымались, и Клык даже подумал, что он заснул. Как вдруг Спичка сказал:
— Спасибо. Спасибо, Олег.
Клык улыбнулся краешком губ.
— Не за что. А почему Олег?
— Может… Давай, раз уж Птица всё знает… Если ты не против…
— Давай.
— Хорошо, — он неуверенно улыбнулся. — Я постараюсь не бояться.
Время, по ощущениям, перевалило за два часа ночи. После тяжёлого дня хотелось закрыть глаза и не просыпаться часов десять.
— Спокойной ночи, — проговорил Олег. — Только ты никуда не уходи, чтоб я мог тебя разбудить, если что.
— Ладно, — прошептал Серёжа и крепче сжал его руку.
========== Часть 8: Передышка ==========
Комментарий к Часть 8: Передышка
Глава посвящается всем тем, кто завтра сдает литературу, и, в частности, моей лучшей подруге и первой читательнице!
Соня, если бы я была Сережей Разумовским, ты была бы моим Олежей Волковым🧡
«Как проще сказать, не растерять, не разорвать?
Мы здесь на века,
Словно река,
Словно слова молитвы.
Всё, кроме любви,
Вся наша жизнь так далеко.
Я, я — не один, но без тебя просто никто.»
Би-2 — Молитва
— Отсюда весь двор видно, прикол…
Олег свесился через ограждение, глядя вниз с интересом человека, которого никогда раньше не пускали на крышу, пусть даже на такую низкую. Серёжа улыбнулся и растянулся на теплом металле, как будто на улице был не конец сентября, а жарящий солнцем июнь.
— Ты часто сюда ходишь?
— Когда хочу побыть один.
Олег обернулся.
— Это часто, — уточнил Серёжа с улыбкой, не раскрывая глаз. — Но ты, наверное, догадался. Олеж.
Он произнёс имя чуть тише, чем всё остальное. Олег и сам заметил, что поддался этому безумию с именами, и каждое произнесённое вслух «Серёжа» вызывало в нём непонятное волнение. Но это казалось естественным и каким-то… трепетным. Как будто таким образом они притирались друг к другу, привыкали, как, наверное, и должно быть у друзей. Олег надеялся, что после всего произошедшего они останутся друзьями.
Было сложно не заметить, как Серёжа волнуется. Дёргается от резких движений, боится сказать лишнего, старается не упоминать вчерашний вечер и ночь. Олег и сам испытывал похожие чувства. Пусть Серёжа и не Птица совсем, но его внешность всё равно возвращала ко дню их драки и всеобщего унижения, так что… оставалось только игнорировать произошедшее. Вроде бы, у психологов это как-то называется, но Олег был не силён в психологии.
А пока они разговаривали, улыбались и отводили взгляды, называли друг друга по именам, и Олег никак не мог привыкнуть к тому, как сердце бьётся при этом, словно бешеное.
Серёжа… Се-рё-жа, по слогам, как заново научиться читать, заново взглянуть на него, и понять, как ему идёт. Серёжа — имя свистит оттиснутой крышечкой газировки, рычит роликами по бордюру, жужжит как первые майские шмели, золотые от пыльцы. Слетает с языка так мягко и правильно, не то, что бездушное «Спичка». Имя текучее, как ручей, оно и «Серый», и «Серёженька», в нём и принц, который становится серым волком в сказках, и качающиеся на ветру берёзовые «серёжки». Красивое-красивое… Хочется называть так его чаще, иногда даже до нелепости.
Про своё имя Олег в таком ключе никогда не задумывался. Олег и Олег, подумаешь. Назвали бы при рождении по-другому, был бы каким-нибудь Денисом или Игорем, разницы нет. Он не считал своё имя особенным или сильно красивым. Но сейчас, когда Серёжа смотрел ему в глаза, немного краснел, и, стесняясь, тихо говорил: «Олеж, может на крышу?», оно вдруг стало красивым тоже. Произнесённое именно вот так. Вообще, всё, чего так или иначе касался Серёжа, становилось красивым. Олег не знал почему.
— Серёж, а другие на эту крышу не ходят?
— Редко. Чаще всего летом.
— Понятно…
Они не обговаривали, но в этом вопросе было больше, чем желание скрыться от других. Дело касалось банальной безопасности. За одну ночь их сидения в изоляторе Дом преобразился в настоящее поле боя. Они даже не заходили в комнату. Вышли, взглянули и решили, что не готовы пока что возвращаться к бурлению жизни. Эти посиделки на крыше были своеобразным способом хотя бы на часик оттянуть трудный момент. Даже не момент — их повседневный уклад теперь должен был коренным образом измениться, а прошлых впечатлений пока что хватало с лихвой.
— Знаешь, — сказал вдруг Олег, — Вы это интересно придумали с именами.
— Что именно?
— Ну, что только самые близкие люди могут знать имя. Это круто отчасти. Типа… Значительность растёт.
— Значимость правильнее, — улыбнулся Сережа.
— А в чём разница?
Серёжа открыл глаза и сел, согнув колени.
— «Значимость» — это шкала. Она может быть маленькой или большой. А значительность — это отметка на шкале. Большая значимость это значительность.
Олег пару раз моргнул, повторяя услышанное в голове в более медленном темпе, осознал, удивился и спросил:
— Ты вообще всё что ли знаешь?
— Нет, конечно. Я знаю чуть-чуть лингвистику и словообразование, историю — но больше в той части, где она связана с искусством, в живописи разбираюсь. Не как мастер, конечно, но средне могу. Ещё литературу люблю, и лирику, и драму, и эпос, но больше лирику, наверное. Хотя, драму тоже… — Серёжа увлёкся рассказом и начал активно жестикулировать, — Мне нравится психология и яркие личности в книгах и истории. Романтизм, сентиментализм… А ещё скульптура. Боже, я так люблю эпоху возрождения, я перечитал всё, что у нас есть по Ренессансу в библиотеке, но там почти ничего нет, сам знаешь, так что я попросил Кабана мне достать что-нибудь из наружности. Чумные, они хоть и мелкие, а больше всех взаимодействуют с внешним миром. Знаешь, какая у меня раньше была кличка?