— Спокойной ночи, — сказал Олег, тоже отворачиваясь от него.
К счастью, одеял им не пожалели, выдали два. Олег закрыл глаза и попытался заснуть.
Алый свет давил на нервы даже когда его не было видно. Дурацкая накидка. Неужели нельзя было выбрать другой цвет?
В голове плавали остатки сегодняшних впечатлений, как какой-то компот. Тепло металлической крыши, улыбка Серёжи, потом ужас, охватывающий при выходе в коридор, потом Соловей — он правда за них заступился? Зачем?
Кажется, Соловей не очень любит все эти войны. Серёжа испугался и взял его за локоть… Серёжа — очень красивое имя, и руки у него тоже красивые, такие прохладные, и светлые, и мягкие. Зачем взял его за руку? Так легко взял, невесомо, как будто сверху положил. Так в сказках протягивают руки принцессы для поцелуя.
Олег распахнул глаза и вздрогнул. Приснится же такое.
Сверчок сидел на подоконнике и курил в открытое окно. По полу дуло. Олег недовольно поправил одеяло, потом поколебался, но всё же проверил, укрыт ли Серёжа. У того из-под одеяла торчали только несколько прядей волос.
Олег снова лёг и закрыл глаза.
Фараоны странные… Чего они так притихли, как будто правда боятся войны? Что за война? На такой могут убить? Ощущение, будто они всё пропустили, пока сидели в изоляторе, хотя с них вроде всё и началось. Не совсем с них, конечно. С Олега и Птицы. Птица не такой, как Серёжа, у него взгляд пронзает как клинок в фильмах — ещё не чувствуешь боли, но уже знаешь, что больно будет, и ещё как. А у Серёжи глаза мягкие, и голубые, как летнее небо, их ни с чем не спутаешь. Но пронзать тоже умеют, как когда они сидели на скамейке, и Серёжа посмотрел на него так. Словно насквозь. Олег будто стал облаком, и всё внутри поднялось от лёгкости, защекотало. Так, наверное, и чувствуют себя облака. Они сидели так близко, что в глазах было видно яркие прожилки. Так красиво. Надо выловить момент и снова сесть к нему ближе, чтобы рассмотреть. Ближе, и ещё ближе…
Олег проснулся от жажды и нехотя разлепил глаза. Голова болела. По ощущениям прошло минут пять, но часы показывали два часа ночи. Комиссар выставил охрану у входа. Двое парней караулили баррикаду с несчастным видом.
Олег сходил до ванной и хлебнул из-под крана, задержавшись на зеркале взглядом.
— Чучело несчастное, — буркнул Олег сам себе и вышел.
От картины красной сонной комнаты стало противно. Чувство бессонницы навалилось и грозило задавить. И в коридор не выйти — вот же гадость.
Он нехотя лёг на матрас, но бок, на котором он лежал, уже затёк. Он поворочался, проверил, что Серёжа всё ещё спит лицом к стене, и решил, что не будет ничего ужасного если он повернётся. Хотя бы на пару минут. Потом второй бок затечет так же, и Олег опять развернется.
Как ни странно, лицом к Серёже спалось лучше. После холодного пола ногам было хорошо под одеялом. Серёжино, вдобавок, оказалось мягче, и Олег приобнял торчащий угол. Пахло сонно. Вряд ли у сна бывает запах, но здесь и не такое бывает.
Так мягко и тепло… Так же пахнет Сережина одежда. Один раз он показывал Олегу, где в заборе есть дыра, через которую Жуки иногда кормят собак. Пока пёс и двое черненьких щенят жевали подсохший хлеб, Олег успел замёрзнуть, и Сережа дал ему свою кофту. У нее был высокий воротник, который пушисто обвивал горло, но не слишком туго. И ещё кофта пахла Сережей. Олег подумал, что не так уж странно нюхать кофту, если ты собираешься стать Волком.
Он так смешно её снимал с себя, даже запутался, и футболка у него задралась. Олег помог ему раздеться…
У него такая талия, почему ее не видно под одеждой…
Когда Серёжа в своей огромной футболке, сразу видно, какие у него тощие ноги и руки. И он, наверняка, лёгкий, хоть на руках носи.
— Ой, а сколько времени?
Утро, солнце, никого нет, потому что все на завтраке. Олег принес Серёже бутерброды на случай если он не проснется до конца завтрака.
У него волосы спутаны и смешными лохмотьями спускаются на лицо, так мило. Такой теплый, сонный голос:
— Это мне? Спасибо. А я ещё успею на завтрак?
Он быстро вскакивает с кровати, потому что любит завтраки — с утра всегда дают сладкий шиповник для иммунитета. И начинает переодеваться. Стягивает эту огроменную футболку и… Боже, какой он… Олег не может отвести глаза… Это странно, но надо отвести глаза… Мальчики не глазеют на мальчиков, это мерзко, так нельзя, Олег, ты совсем сдурел?
«А ты уверен, что тебе не показалось? В таком возрасте откуда можно знать. Вон, Лиза, какая красивая девочка».
Голос самый родной, но всё равно далёкий, потому что близких у Олега нет. Стыд затапливает по самую макушку — смотреть на мальчиков мерзко, он — мерзкий.
«Психолог может тебе помочь. Она хорошая, знает что делать. Господи, Олег, за что это всё.»
«Ты когда-нибудь смотрел различные видео в интернете? Трогал себя? Скажи, тебе что-нибудь предлагали взрослые мужчины?»
«Спичка, а тебе не кажется, что я какой-то не такой?»
Ему не казалось. Серёже было всё равно. И слухи всякие он тоже не любил. И толпу глазеющую.
«Тебя, что ли, смущает?» — голос не подозрительный, ласковый, по-доброму смеющийся.
Серёжа хороший. Такой хороший. Такой… Когда он снимает эту футболку, весь мягкий и укутанный в сон, хочется потрогать его выпирающие ребра, провести руками по нежной коже, тёплой после одеяла, прижаться носом к ложбинке на груди, губами к животу. Боже, если бы они тогда, на скамейке, сидели ещё ближе, то сердце бы не выдержало и остановилось. Или на крыше. Они сидят на самом краю. «Понимаешь, Олеж, у древних людей считалось что можно любить кого захочешь, поэтому все мужчины голые. Я тоже так считаю, а ты?».
«И я»
«Хочешь… Если ты не против, конечно, я тебя поцелую? Но потом ты меня. Чтобы всё честно.»
Серёжа наклоняется к нему, краснеет и вдруг отворачивается.
«Я не могу. Это же от сердца»
И их руки касаются, взгляды тоже касаются, Олег медленно приближает свое лицо, наклоняется, опасно наклоняется, под ними пять метров до земли и асфальт. Одно неловкое движение…
Он проснулся, как от падения, с гулко бьющимся сердцем. Во сне он упал с крыши сам и утянул за собой Серёжу.
По шее струился холодный пот. Тело дрожало, хотя он был под одеялом.
— Блять, — надломанно прошептал Олег, закрывая лицо руками. — Сука.
Ладони наткнулись на что-то горячее и мокрое.
— Да чтоб тебя… Ох-х, блять.
Олег поспешно размазал слезы по лицу, изо всех сил делая вид, что их не замечает. Его колотило.
Дрожащими руками он нашарил под подушкой пачку сигарет. Обернулся на патруль возле двери.
— Покурю? — спросил он тихо, чтоб было не слышно, как голос дрожит.
— Э, время видел? До утра терпи, холодно.
Олег выругался под нос и закрутил сигарету в руках, чтоб хоть как-то успокоиться. Бумага по краям растрепалась.
Он хотел было посмотреть на Серёжу — спит он или нет, но одернул себя, резко повернув шею, из-за чего ее пронзила боль.
— Ебаный ты в рот, ненавижу, — протянул шепотом Олег.
Слезы текли сами собой. Не в силах справиться с ними, он решил ждать, когда вода в глазах кончится, и течь будет нечему.
«Ну что ты разнюнился опять, ты чё, тёлка? Или, может, из этих?»
Олег постарался бесшумно втянуть воздух носом и посмотрел на время. Часы, алые, как и все остальное, показывали четыре с половиной утра.
— Жрать-то можно? — спросил он у дежурных по комнате, кивая в сторону кучи с едой.
— Это не для тебя. Это стаи, — ответил первый.
— Жаба душит? — ядовито спросил Олег. — Или Комиссар по попе даст?
— Э, ничего не даст. Я сам кому хошь дам.
Олег невесело усмехнулся. Дежурный помолчал, раздумывая, потом сжалился:
— Ладно, кусни чего-нибудь, только чтоб не заметили. И с утра сами в столовую пойдёте, понял?
Олег кивнул.
Не выспался ночью, нечего начинать и в полпятого утра.
Комментарий к Часть 9: Война