Нависает над их спинами, грозя вот-вот раздавить.
Бежит Лазарев. Он уже не может больше бежать. Пот застилает глаза. Он начинает отставать. Люди обгоняют его.
Перед Лазаревым мокрые от пота гимнастерки, стриженые затылки, худые грязные шеи.
Лазарев оглядывается, с ужасом видит… все ближе и ближе нависающее брюхо и сверкающие гусеницы танка.
Гусеницы надвигаются, растут, закрывают небо.
— Вставай… Эй, ты, вставай!
На лице спящего Лазарева вспыхивает яркий свет электрического фонаря. Лазарев спит на нарах, положив под голову сложенную шинель. Он с трудом открывает заспанные глаза и сразу закрывает ладонью от света.
Теперь в неярком свете догорающей печки, сделанной из железной бочки, виден Соломин с фонарем. Его хмурое лицо и колючие глаза. Автомат на плече.
— Пошли, — говорит Соломин.
— Куда? — хрипло спрашивает Лазарев.
— Куда надо… — угрюмо отвечает Соломин.
Слышно, как кто-то стонет, кто-то надсадно кашляет во сне.
Лазарев поднимается, торопливо наматывает портянки, натягивает сапоги. И снова смотрит в глаза Соломину:
— Куда идти-то?
На пустой дороге змеится поземка. Всходит солнце, бледное от мороза. В стороне от дороги, укрывшись от ветра за холмиком, притулились, зарывшись в снег, Ерофеич и Соломин. Чуть в стороне — Лазарев. Он молчит, смотрит прямо перед собой. Соломин косится на Лазарева.
— Ты откуда родом? — спрашивает он.
— Что? — очнулся от своих раздумий Лазарев.
— Родом, говорю, откуда?
— Ленинградец я, коренной.
— Значит, с нашей переводчицей земляки будете, — усмехается Соломин. — А работал кем?
— Таксист я. Людей возил…
Больше спрашивать нечего. Соломин замолкает. И тогда становится слышен далекий звук мотора.
— Ну вот, — медленно говорит Соломин. — Значит, выходишь и голосуешь…
— Знаю, — перебивает его Лазарев.
— Тогда давай.
Соломин берет со снега автомат. Протягивает его Лазареву. Тот встает, закидывает автомат, идет к дороге.
— Эй! — зовет его вслед Соломин.
Лазарев останавливается.
— Если что, учти… стреляем сразу. Так что не вздумай…
— Не вздумаю. — Лазарев поворачивается, идет к дороге.
На дороге появляется мотоцикл с коляской. Лазарев выходит на обочину, поднимает руку, голосует. Мотоцикл приближается. Теперь видно, что в нем сидят двое немецких автоматчиков, покрытых инеем, закутанных с ног до головы. Даже лица замотаны обледенелыми шарфами. На коляске установлен пулемет.
Немец, который сидит в коляске, вытаскивает руки из рукавов. Кладет их на турель пулемета.
Лазарев начинает идти к немцам, щурясь от ветра.
Немцы ждут. Тот, кто сидит в коляске, по-прежнему держит руки на турели пулемета. Другой что-то громко кричит Лазареву.
Лазарев в ответ машет рукой, продолжает идти к мотоциклу.
С холмика, за которым лежат Соломин и Ерофеич, видна дорога, мотоцикл и Лазарев, который идет к мотоциклу.
— Зря это, — Ерофеич поворачивает голову к Соломину. — Ей-богу, зря. Убить его могут.
— Соловья баснями не кормят. — Соломин рукавом счищает снег с пулеметного диска. — Пусть на деле покажет.
Лазарев по-прежнему идет к мотоциклу. Кажется, он никогда не пройдет эти метры.
С точки зрения Лазарева приближается мотоцикл, немцы, дуло пулемета. Немцы внимательно следят за Лазаревым. Тот, который сидит в люльке, снова что-то нетерпеливо кричит.
Лазарев машет рукой и бежит. Потом выхватывает из-за пазухи пистолет и стреляет два раза.
Пуля попадает в того, который сидит у пулемета. Немец обмяк. Его голова беспомощно сваливается набок. А тот, что сидел в седле, падает на дорогу, срывает автомат, дает очередь и скатывается в придорожную канаву.
Лазарев скатывается в противоположную канаву.
Немец из своей канавы дает длинную очередь по обочине канавы, в которую скатился Лазарев.
Пули сбивают фонтанчики снега по обочине дороги.
С холма, на котором сидят Соломин и Ерофеич, отчетливо видна канава, из которой стреляет немец, и сам немец, ведущий огонь. Ерофеич поднимает автомат. Соломин рукой прижимает ствол автомата к снегу.
— Спокойно, дядя Ерофей, — холодно говорит Соломин. — Пусть он сам с ним управится.
— Зря это. Ей-богу, зря, — опять повторяет Ерофеич.
Лазарев пытается подняться, но автоматная очередь бьет по обочине. Тогда Лазарев сползает вниз по канаве, сует в рот иззябшие пальцы.
Пусто на дороге. Посреди двух обочин стоит мотоцикл с убитым немцем в коляске. Мотор тихо работает.
Немец в своей канаве судорожно меняет рожок автомата. Потом высовывается и, непрерывно стреляя по обочине, за которой скрывается Лазарев, идет к мотоциклу. Он перестает стрелять только в момент, когда садится в седло. Лазарев поднимается из своей канавы, дает очередь. Немец медленно валится. Лазарев выходит на дорогу, бредет к мотоциклу. Тяжело опускается на седло. Механически выключает двигатель. В наступившей тишине становится слышно, как…