— Не надо так, товарищ майор, — вдруг раздается голос Локоткова.
Петушков и Ерофеич поворачиваются.
Локотков по-прежнему сидит на нарах.
— Не по-человечески это… товарищ майор, скотство это… — тихо, но с гневной силой говорит Локотков.
— Ты… — хрипит Петушков, с ненавистью смотрит на Локоткова. — Ты… — Он не может найти слов. — Встать, когда с вами разговаривает старший по званию!
Локотков встает. Он так и стоит в тазике, с закатанными до колен штанами.
— Всем твоим проверкам грош цена. Для простачков. Я знаю, что они подрались… Что такой тип, как Лазарев, мог отомстить… Понятно?! А на таких, как ты, слюнтяев рассчитывают всякого рода шкурники и враги. И я не позволю!
Петушков резко поворачивается и идет к двери. Грохает дверь.
Иван Егорыч некоторое время стоит молча, потом садится. Начинает вытирать мокрые ноги. Ерофеич, шумно вздохнув, осторожно подсаживается на нары напротив.
— На принцип пошел майор-то, — тихо говорит Ерофеич. — Давеча радист рассказывал… Такую майор в штаб бригады телеграмму отгрохал… Так он энту историю с мостом расписал. Хо-хо! До Москвы дойдет… А тут еще Лазарев, — продолжает Ерофеич. — Хлопец он, конечно, не бросовый… Дался тебе этот Лазарев. — Ерофеич даже руки прижимает к груди. — Уступи ты его майору, он и успокоится…
Локотков поднимает голову, холодно смотрит на подрывника:
— Как это — уступи? Мы что с ним, в шашки играем?
— Я об тебе думаю, Иван Егорыч, — настаивает Ерофеич. — Ведь он так тебя замажет — век потом не отмоешься.
— Иди-ка, Ерофеич, отдыхай… Надоел ты мне…
Над кладбищем, над покосившимися деревянными столбиками слышен стук молотка. К наспех сооруженному- деревянному памятнику Инга прибивает квадратную дощечку. На дощечке химическим карандашом написано:
«Соломин Виктор Михайлович
пал смертью храбрых, защищая Советскую Родину.
Смерть фашистским оккупантам!»
Инга чувствует присутствие кого-то у себя за спиной. Оборачивается.
В стороне у другой могилы стоит Лазарев, спрятав руки в карманы. Молча смотрит, не решаясь подойти к Инге.
Инга продолжает забивать гвоздь. Промахивается. Больно бьет себя по пальцу. Роняет молоток в снег. Всхлипывает. Поднимает молоток и доколачивает гвоздь. Лазарев мешает ей своим присутствием. Она поднимается и идет. Лазарев идет за ней, потом подходит.
— Это мне проверку устраивали… — говорит он.
Инга не отвечает. Лазарев идет за ней, чуть поотстав.
— А мы, оказывается, земляки. Я тоже ленинградец… На Херсонской жил. Знаете?
Инга молча кивает. За их спинами много белых могил и одна — черная, не засыпанная еще снегом.
— Если б не война, мы б с ним не встретились… — как будто отвечая своим мыслям, говорит Инга.
— Да… Война все перемешала… — говорит Лазарев. — До войны хорошо жилось… Легко… Никаких забот. — Лазарев как-то виновато улыбается. — Я вам не надоел?
Инга молча пожимает плечами.
— Таксист я, — продолжает Лазарев. — Работа не пыльная. Крути баранку — собирай чаевые. Дома мамаша обстирывала, обшивала. Вечером девушку под ручку — и в кино. Выпивал после получки, по праздникам, все как по маслу. И вдруг — бац! Война. Понимаете?
— Понимаю, — негромко отзывается Инга.
— Вся эта политика* мне до лампочки была. Я про фашистов-то только и знал что песенку: «Мы фашистов не боимся, возьмем на штыки». Думал, я сильный, а оказалось наоборот. Только в плену это и понял.
Они проходят мимо кузницы. Из кузницы навстречу к ним идет Ерофеич.
— Эй! Кум, табачком не богат?
Лазарев останавливается. Насыпает в подставленную Ерофеичем бумажку махорку.
— Да, кум! — говорит Ерофеич многозначительно. — Попотели мы сейчас с Иваном Егорычем. Майор-то на тебя прямо зверем… Мол ты в Соломина стрелял, и точка…
Лазарев смотрит на Ерофеича. Мрачнеет.
Ерофеич глубоко затягивается.
— Я майору говорю: «Вы что это?.. Парень себя геройски вел, а вы его под монастырь подвести хотите…» Ну и Локотков тоже: «Видите, товарищ майор, что вам старый подрывник толкует?» В общем, отстояли мы тебя, будь спокоен… Отсыпь еще табачку… Где разжился?
Лазарев не успевает ответить.
По улице идет майор Петушков.
— Уже боевые друзья, так, что ли? — спрашивает он, подходя.
Ерофеич теряется. Смотрит на майора виновато.
— Да вот курим, товарищ майор… Табачок жгем.
— Арестовать его. — Петушков пальцем показывает на Лазарева.
Ерофеич не понимая смотрит на майора.