— Итак, дорогие товарищи телезрители, сегодня решающий день чемпионата. Боксерский марафон подходит к концу. Из одиннадцати весовых категорий в финал пробились восемь наших спортсменов. Это, безусловно, большое достижение советских спортсменов, уже независимо от того, как сложатся сегодняшние решающие поединки за звание чемпиона Европы…
Пока квадрат был пуст. Но вот появился один боксер, за ним другой, третий. Участники финальных боев представлялись публике. Диктор называл фамилию, и боксер делал шаг вперед, кланялся на четыре стороны ринга.
Отворилась дверь, и в комнату вошли двое мужчин. Один уже в годах, с седыми висками, немного обрюзгший и сутулый. Другой — двадцатичетырехлетний парень, высокий и худой, в очках.
— Привет! — сказал парень и стащил с себя грубошерстный серый свитер. — Я ж говорил, успеем! А вы волновались, Вениамин Петрович. Жду на остановке троллейбус, вижу — Вениамин Петрович собственной персоной. Вон в кресло садитесь. — Парень подвинул Вениамину Петровичу кресло, спросил: — Ты чего такой мрачный, пап?
— Не мешай смотреть, — ответил Герман Павлович, не отрывая взгляда от телевизора.
— Он за своего Крохина переживает, — весело сказал Вениамин Петрович, поудобнее устраиваясь в кресле, вытягивая ноги.
— Пап, как думаешь, выиграет? — спросил старший сын.
— Не знаю, — по-прежнему мрачно ответил Герман Павлович. — Думаю, проиграет… Поляк очень сильный…
— Хорошего ты мнения о своем воспитаннике! — насмешливо произнес Вениамин Петрович.
— И о твоем тоже…
— У тебя курить здесь можно?
— Кури!
Дверь в комнату отворилась, и заглянула женщина, скомандовала:
— Игорь, давай ужинать!
— Мам, я попозже, — отозвался старший сын. — В институте ел.
— Ну тише, пожалуйста! — чуть не взмолился десятилетний Володька.
А на ринге представляли участников финальных боев. Спортивный комментатор бойко сообщал:
— Среди дебютантов прежде всего хочется отметить уверенные выступления Виктора Крохина. В одной восьмой финала он победил англичанина Роберта Черча. Бой был остановлен во втором раунде за явным преимуществом советского боксера. В одной четвертой финала Виктор Крохин победил испанца Хосе Роча…
Высокий, жилистый парень, Витька Крохин, вышел из строя спортсменов, раскланивался публике, улыбался…
— Длинный вымахал… верста коломенская… — пробормотал Вениамин Петрович.
…У историка Вениамина Петровича на выпуклом, шишковатом лбу был длинный, бугристый шрам. Когда историк злился, шрам заметно багровел. Вениамина Петровича любили и боялись. Он казался человеком свирепым и вроде бы презирал этих школьников-недоносков, с которыми ему приходится возиться.
Долговязый верзила Томилин стоял у доски и, грустно вздыхая, рассматривал крашеные доски пола.
Вениамин Петрович раскачивал на ремешке свои огромные карманные часы и ждал. С передней парты пытались подсказывать:
— Князь Курбский бежал в Литву…
Вениамин Петрович пока терпел.
— Ну, Томилин, не томи нас… — Он повернулся к незадачливому ученику. Тот еще глубже вобрал голову в плечи. — Ты сколько раз задание читал?
— Два раза! — оживился Томилин. — Честное слово!
— Ну, значит, двоечку и поставим.
— Вениамин Петрович… — заныл верзила Томилин.
— Сорок лет Вениамин Петрович…
В это время в воздухе просвистела металлическая пулька и с сухим треском ударила в доску.
— Поляков, выйди из класса, — не отрывая головы от журнала, сказал учитель.
— За что? — возмущенно спросил Поляков.
— За дверь.
— Почему?
— По полу… — с олимпийским спокойствием отвечал учитель.
Поляков вызывающе хлопнул крышкой парты и пошел из класса.
— Солодовников, давай-ка ты, бездельник. — Вениамин Петрович смотрел на Солодовникова с непонятной веселой усмешечкой.
Солодовников вышел к столу и принялся бойко тараторить про князя Курбского и грозного царя Ивана Васильевича.
А Вениамин Петрович окинул взглядом класс и сообщил:
— Сейчас Морозову станет жарко, а Краснову — холодно… А Колесов выкатится из класса колесом, вслед за Поляковым…
И еще Вениамин Петрович давно заметил, что сидящий на задней парте ученик, худенький и белобрысый, что-то рассматривает, положив это что-то на колени под партой.
Наконец терпение у историка кончилось, и он поднялся из-за стола, медленно пошел по классу. Он смотрел совсем в другую сторону, а сам тем временем приближался к ничего не подозревающему худенькому, белобрысому ученику.