Виктор наконец открыл дверь и вышел.
Герман Павлович прошел в прихожую задумавшись, потирая подбородок. Отворил дверь. По лестнице разносились дробные шаги. Это спускался Виктор Крохин.
Герман Павлович затворил дверь. Проходя мимо трюмо, стоявшего у вешалки, он вдруг увидел золотую медаль, лежавшую на самом краешке. Он взял эту медаль, подержал на ладони. На ней был изображен человечек в боксерской стойке…
Птицы белые и черные
…Окрашенные красноватым светом фонаря, со дна пластмассовой ванночки всплывали белые бумажные треугольники, на которых медленно проступало изображение. Руки заботливо, аккуратно взяли одну из фотографий, вынули из ванночки, поднесли ближе к свету фонаря, стоявшего на краю стола.
Шестнадцатилетний паренек Мишка Рубцов, нахмурившись, сосредоточенно рассматривал фотографию. Теперь на ней хорошо виден четырехлетний карапуз, топающий по дорожке сквера и вцепившийся в сильную, жилистую мужскую руку. Самого мужчины не видно — только крепкая надежная рука, за которую ухватился карапуз.
Мишка положил фотографию в другую ванночку, с закрепителем, и вынул новую фотографию. На ней тоже четко проявилось изображение: голые деревья в парке, чахлый серый снег в аллеях. На лавочке сидят парень и девушка. Она плачет, закрыв лицо руками, а парень курит, отвернувшись в сторону. Так же хмурясь, Мишка долго рассматривал фотографию, поворачивая ее и так и эдак. Из приемника, стоявшего рядом с красным фонарем, слышна была мелодия, затем голос диктора произнес:
— Московское время восемь часов утра. Передаем последние известия…
Сидел Мишка Рубцов в маленькой темной каморке, какие стали делать в новых квартирах, — нечто вроде кладовки. Мишка оборудовал ее себе под фотолабораторию.
В дверь кладовки постучали, и женский чуть хрипловатый голос произнес:
— Мишка! Завтракать!
Мишка не ответил, вынул из ванночки третью фотографию, большую, на которой изображена группа малышей трех и пятилетнего возраста и две молодые женщины в белых халатах, видно, воспитательницы детского сада. Эту фотографию Мишка рассматривать не стал, а сразу сунул в ванночку с закрепителем.
Мать Мишки, Аглая Антоновна, женщина лет сорока, в коротком халатике, растрепанная, торопливо ела яйцо всмятку, прихлебывая чай из большой чашки, и краем глаза успевала заглядывать в раскрытый журнал.
На противоположном краю маленького стола — тарелка с двумя ломтями колбасы, двумя яйцами всмятку, двумя кусками хлеба и чашка, до краев полная дымящегося чая.
На кухню вошел Мишка, молча уселся за стол и принялся за еду. Мать оторвалась от чтения, громко вздохнула.
— Чего вздыхаешь? — между прочим спросил Мишка. — Книжка грустная?
— Да ну! — махнула рукой мать. — Деньги кончились, Мишка. До зарплаты еще четыре дня, а у меня всего два рубля.
— Первый раз, что ли? — философски заметил Мишка. — Перебьемся…
— Придется у кого-то стрельнуть, — вновь вздохнула мать. — Прямо беда, Мишка. Сколько раз даю себе слово жить экономно, и не выходит.
— Кому не дано — тому не дано, — тем же философс ким тоном ответил Мишка.
— Ив кого я такая безалаберная? — на секунду задумалась мать.
— В деда с бабкой.
— Не-ет, они бережливые были. Аккуратисты.
— А ты — антипод. В генетике так бывает.
— Знаешь, меня и отец твой, наверное, бросил потому, что я такая транжирка. Он ведь много зарабатывал, а я все успевала проматывать. И его зарплату и свою… — И она взглянула на ходики на стене, испуганно вскочила. — Ой, опаздываю! Сегодня генеральный прогон, главный велел пораньше быть.
И засуетилась на маленькой кухоньке. Схватила с подоконника расческу, кофточку со спинки стула, юбку с гвоздя на двери и убежала в ванную. Скоро из-за двери послышался шум воды.
Мишка спокойно продолжал есть. Потом поднялся, шагнул в коридор и постучал в дверь ванной:
— Завтра родительское собрание в школе, — громко сказал он. — Тебе велели обязательно быть.
— Что-нибудь натворил?
— Ничего не натворил. Просто велели быть.
— Ой, Мишка, у меня же спектакль вечерний. И подменить некому — Клавдия Степановна гриппует.
— Мое дело передать.
— Ладно, что-нибудь придумаю. Постараюсь!
…Мишка неторопливо шел в школу. Сумка с книгами заброшена за плечо, на шее на тонком ремешке висит фотоаппарат. Он шел старыми кривыми переулками, мимо длинного пруда, который теперь был превращен в каток, обвешанный гирляндами цветных лампочек, изрезанный причудливым орнаментом лезвиями коньков.
Мишка жадно смотрел по сторонам, иногда вдруг останавливался, раскрывал футляр фотоаппарата и снимал.